Адрес: Бутиковский переулок, 3
Архитекторы: Сергей Скуратов, Валентина Рыжкова, Наталья Ишутина, Юлия Ковалева, А. Медведев,  П. Карповский, Павел Шалимов, Никита Демидов, В. Данилов
Инженер: Марина Шустова
Конструктор: Михаил Кельман
Заказчик: Rose Group
Подрядчик: ООО «Стартэкс Стоун»
Субподрядчик по фасадам: «Alu Terra»
Субподрядчик по деревянным конструкциям: «Doleta» (Литва)
Проектирование: 2002 - 2003
Строительство: 2003 - 2004

наше мнение

Вот редкий для Москвы случай. В том, что дом, построенный хорошим архитектором, действительно хорош, никого убеждать не придется. Это видно сразу и всем. Может быть, даже чересчур явно. Но куда деться? Это же все равно как если бы посреди уличной толпы вдруг появился человек, одетый не в одежду, а в латы. Учитывая то, что набор материалов, из которых может быть здание, не так уж и велик, можно сказать, что закрыта последняя страница: в Москве появился медный дом.

В мире таких зданий - в том числе из меди патинированной - уже довольно много. Стивен Холл и Ренцо Пиано в Амстердаме, Массимилиано Фуксас в Бордо, Рафаэль Монео в Вальядолиде – и это только классики. Но в СССР медь была стратегическим продуктом, если и использовалась - то только как кровля, а патинированной тут не знали вовсе. Появилась же она буквально в последние год-два: на «Романовом дворе»-2, на комплексе «Аптекарский огород», в загородном доме Антона Надточего и Веры Бутко. Но нигде еще она не становилась главной темой.

Вообще-то цвет этот всем хорошо известен. Потому что патина - это тот самый налет, которым вперемешку с птичьим пометом покрываются бронзовые памятники. То есть, это символ честной старины и исторической значимости. В Москве за «старинность» борятся все последние 15 лет: строят новоделы, приворовывая век-другой для пущей солидности. Но тут история другая. Время снова спрессовано - только берется оно не из прошлого, а из будущего: потому что в естественном состоянии медный дом должен покрыться патиной лет через 20-30.

Когда Фуксас собирался строить свой медный дом, великий итальянский зодчий Карло Скарпа сказал ему, что самый верный способ побыстрее состарить медь - это на нее пописать. Сегодня главным секретом патинирования владеет фирма КМЕ из Оснабрюка. Идея практичных немцев заключалась в том, что медь - один из самых долговечных материалов (на соборе в Хильдесхайме она живет уже 700 лет), и именно патина - в отличие от ржавчины - предохраняет материал от коррозии. Поэтому логично не ждать, пока поверхность будет окисляться, а состарить медь в заводских условиях, что будет и надежнее, и красивее. Это как сыр: если просто заплесневел - понюхай и выброси, а если заплесневел сознательно - получился изысканный рокфор.

Итак, мы имеем ворох инноваций. Дом, перескочивший через 20 лет, но не в прошлое, а в будущее. Материал эстетский, но при этом суперпрактичный, символизирующий одновременно и благородную старину, и передовые технологии. Материал, привычный на крышах, но ставший стенами. Парадоксов много, эффектность отделки даже перекрывает качество архитектуры - а она не менее замечательна. Три кубика, парящих благодаря консольным выносам, скачущий ритм окон, по-разному наклоненные стекла торцевых фасадов, стеклянная галерея, соединяющая три объема в единый пространственный спектакль... Короче, собраны все самые модные приемы и спаяны фирменным скуратовским рисунком.

Но окидывая взором окрестности, понимаешь, что и зелень меди тут совсем не случайна. Что это отнюдь не прихоть самого продвинутого московского застройщика Бориса Кузинца, готового заплатить за квадратный метр такой зелени 300 «зеленых». Узкая площадка между двумя новостройками лишала дом возможности быть градостроительным акцентом. Поэтому архитектор выбрал идею «паркового дома», зеленой змейкой проползающего к реке и в зелени же утопающего. Не пытаясь выжать из участка максимум, как это сделал восьмиэтажный сосед, автор разбил дом на три части, да еще и оторвал их от земли. В результате получилась настоящая скульптура, на которой патина абсолютно уместна. Может, конечно, и не статуя Марка Аврелия, которой автор, как уверяет, вдохновлялся, но уж церетелевскому Петру, из окон видному, точно сто очков вперед даст.

Стоит отметить и то, что на восточных фасадах патины нет, и это тоже неспроста. Тут вообще почти ничего нет: глухие стены да несколько окон. При том, что архитектуре в Москве полагается быть вежливой и непременно вести диалог с окружением, тут мы имеем случай жесткого авторского отношения к архитектуре иного качества. Эти глухие стены - молчание на грани вызова на дуэль. А это в Москве редкость ничуть не меньшая, чем патина TECU.

Николай Малинин. МЕДНЫЕ ВСАДНИКИ. Сергей Скуратов. Жилой комплекс Copper House. «Штаб-квартира», 2004, № 7-8

мнение архитектора

Сергей Скуратов:

Участок расположен в районе Остоженки в продолжении зеленого русла, протянувшегося от Зачатьевского монастыря к Пречистенской набережной. Три свободно парящих равновысоких - 6 этажей - дома общей площадью 8,1 тысяча м2 создают эффект воздушной, проницаемой среды. Тому же служат 2,5-метровый отступ главного фасада от красной линии застройки и отсутствие каменного забора.
Одна стена, обращенная на север, к стройплощадке «Донстроя», абсолютно глухая. Эту крепостную стену можно считать линией обороны цивилизованной архитектуры. Там, где непосредственный визуальный контакт прерывается, дом вновь оживает - торец заворачивается на задний фасад.
Северная стена облицована тем же юрским мрамором благородного светло-бежевого оттенка, что и дом Ю.Григоряна напротив и строящийся соседний, по Бутиковскому. Во всех трех домах применяемые материалы образуют соподчиненные пары: в одном случае камень - главная тема, cтекло/металл - дополнительная, в другом кирпич - основной, камень - аккомпанирующий, в данном случае лидирующей оказывается патинированная медь, а камень - на вторых ролях. Главный же фасад, выходящий в переулок, забран стеклом.
Тем самым три дома образуют целостную градостроительную единицу, один из образных и энергетических фокусов всего района. Сегодня они ответственны за пересоздание духа места.
Что касается структуры дома: в первом уровне размещены два офиса; на втором, третьем и четвертом этажах в двух блоках расположено по две квартиры на этаже, на пятом и шестом этажах и в центральном блоке на всех этажах - по одной квартире на этаже; в подземном уровне - автостоянка и технические помещения. Программная стильность облика дома не могла не привести к некоторым бытовым неудобствам - в частности, к крайнему дефициту балконов и лоджий.

Сергей Скуратов. К новому genius loci? Проект жилого дома в Бутиковском переулке в Москве. «Архитектурный вестник», 2003, № 4 (73)
http://archvestnik.ru/0304/frame_0304_rus.htm

Сергей Скуратов:

- Дом соединяет переулок с набережной, и это как бы исторически-пространственный прокол, который позволяет понять географию этого места. Если вы приезжаете к морю, и снимаете комнату не у самого берега, все равно же хочется увидеть хоть краешек моря. И мне тоже хотелось, чтобы люди увидели эту набережную - которая надеюсь через некоторое время будет красивая и хорошая, машины будут ездить чуть ниже, а она будет пешеходной.
Поэтому это такой парковый дом - узкий, состоящий из трех башен. Для придания им еще большей легкости я сделал под ними проход-галерею. Одна из башен парит, имея подсечку в сторону переулка, другая приподымается и пропускает взгляд на набережную, а третья (чтобы не оставаться дурочкой) тоже изображает консоль.
Еще я позволил себе старый театральный прием: для того, чтобы в дом войти, надо сначала пройти под ним. Выйти к бассейну с альпийской горкой, войти, вдоль него пройти, и, через единственное окно в стене у лифтового холла, обернувшись - весь этот путь увидеть. Это старый прием из 1987 года, когда я еще студентом (вместе с Лежавой, Беловым, Хазановым и Арзамасовой) делал конкурс про театральное пространство будущего.
Фирму «КМЕ», которая делала патинированную медь, я попросил сделать листы разной старости. В применении этого материала есть нравственная проблема: я фальшь не признаю, а это конечно некая историческая фальсификация - потому что если ты строишь из меди, то она только через 20 лет станет зеленой. Да, это компромисс, но вся современная коммерческая архитектура - это товар, который продать надо как можно дороже. Поэтому, помимо свойств чисто художественных, у этих зданий должны быть качества великолепного товара. А продать дом, который сейчас розовый, а через 20 лет станет зеленым, нельзя.

Из лекции "Кредо"

Страничка здания на сайте мастерской Скуратова:
http://www.skuratov-arch.ru/main_index.html

Борис Кузинец, руководитель компании Rose Group:

Последний из реализованных нами в 2004 году домов на Остоженке – Copper House. В этом доме мы использовали как уже накопившийся опыт строительства жилья класса люкс, так и совершенно новые технологии и подходы. Сохранились принципиальные для Rose Group позиции. Первое. Качество строительства, материалов, технологическое оборудование зданий соответствует самым высоким стандартам, причем мы ориентируемся не на московские «суррогатные» стандарты, а на европейские, принятые для жилья такого класса. Это относится не только к планировочным категориям (высота потолков не менее 3,2 м, гибкая система планировки, наличие открытых пространств – лоджий, балконов и террас), не только дополнительному набору сервисных помещений (клубные комнаты, бассейны, фитнес-залы) – все это есть в Copper House. Мы оснащаем наши здания самой современной инженерной системой, поддерживающей жизнь дома в автономном режиме и создающей экологически чистую среду обитания. Copper House оборудован системой вентиляции с фильтрацией и обработкой воздуха, дублирующей системой отопления – стеновыми и встроенными в пол радиаторами, независимой системой теплоснабжения, системой двойной очистки воды. Второе. Каждый свой дом компания рассматривает как самоценную художественную единицу, несущую индивидуальный набор качеств, делающих его «особенным». К таковым относятся: оригинальная планировочная схема (в Copper House – «строчная» система сблокированных по цокольному этажу жилых объемов), нетривиальные фасадные решения (впервые примененная в таких объемах медь), оригинальные детали и элементы (конструкции лоджий и балконов). Третье. При всей своей «особенности», наши дома вписываются в сложившуюся остоженскую среду так, чтобы сохранить градостроительную целостность и преемственность территории. При высокой плотности застройки мы не стремимся вылезти ни вверх, ни вширь за пределы участка, подавив окружение. Рядом с нашими домами всегда есть «воздух» – свободные пространства, без которых невозможен городской комфорт – понятие, к сожалению, потерянное для многих обладателей даже самых дорогих квартир в центре. Copper House мы отрываем от земли, обеспечивая каждый блок необходимым жизненным пространством, светом и воздухом. Четвертое. Уникальной особенностью Остоженки является наличие зелени при большой концентрации зданий. Мы не только сохраняем этот баланс, мы придаем новое качество стихийному естественному ландшафту, преобразовывая его в ухоженные скверы и внутренние зеленые дворы (дома в Молочном, в Зачатьевском переулках). В Copper House зелень является одной из главных характеристик, давших образную основу зданию: сочная патина меди – архитектурная инверсия цвета травы.

Борис Кузинец. Жилой комплекс «Copper House». «Проект Классика», XIII-MMV (март 2005)
http://www.projectclassica.ru/building/13_2005/2004_13_01a.htm

мнение критики

Алексей Муратов:

Дом Скуратова в тихом остоженском переулке называется Copper House. Имя для новостройки необычное. Необычное, конечно же, не для риэлторов и их клиентов, давно пообвыкшихся с тем, что рынок элитной недвижимости исполнен англисизмов, но прежде всего для столичной архитектурной общественности, восприятие каждого новоявленного здания у которой опосредовано сложной системой «оптических» преломлений в результате рассматривания объекта сквозь призму локального контекста. Недаром профессиональное издание, журнал ПРОЕКТ РОССИЯ, посвятившее постройке обширную публикацию, упрямо именует ее Cooper House'ом, т. е. не Медным домом, а домом некоего господина Купера… В чем причины подобной почти фрейдовской опечатки? Первая, видимо, в том, что контексту Остоженки, в его нынешнем уже практически застывшем виде, чужд любой полиглотизм, как культурный, так и лингвистический. Весь район – это Большой Проект «средовой архитектуры», призванный осуществить интервенцию современных объектов в устоявшуюся урбанистическую ткань предельно безболезненным и деликатным способом. Средовой подход – это такой вид «анестезии», который снимает боль старого москвича и, конечно же, согласующих инстанций при виде разрушающегося на глазах у них исторического квартала, путем комбинирования новодельных фасадов с малозаметными рассеянному наблюдателю элементами стерильного до предела «серого» модернизма или раскройки значительного по своим размерам архитектурного объема на лоскуты, работающие как маскхалат засланного на вражескую территорию диверсанта. То есть современный объект-иностранец призван как бы «пропасть», раствориться, смешаться с окружающей его средой. Отсюда и высокая степень анонимности большинства современных остоженских построек (в идеале их творит не архитектор, а сопутствующий им контекст), и название этих построек, как правило, не выражает ничего кроме прямой топографической отсылки: дом в Бутиковском, дом в Молочном, блокированные коттеджи в 1-м Зачатьевском… И тут возникает Copper House. Имя обезличенному, нейтральному объекту никак не подходящее, безразличное к возможным средовым коннотациям, с ходу на вербальном уровне выделяющее скуратовскую постройку, заявляющее об ее исключительности. В реальности, конечно, жилой комплекс вступает с окружением в «диалог», но ведет его без холопского подобострастия – диалогичность в данном случае не есть подражательность. Язык архитектуры Скуратова метафоричен, архитектор избегает прямой изобразительности, свои отношения с контекстом он выстраивает критически, по принципу включения / выключения окружающих кондоминиум элементов среды. В образе «малахитовых шкатулок», вознесенных над землей, проскальзывает и пунктир зеленого русла, тянущегося от набережной к Зачатьевскому монастырю, и напоминание о медной крыше ММБ Скокана и Паласмаа – посмотришь на остоженскую застройку со стороны реки, и взгляд сразу выхватит два ярко-изумрудных пятна. К скверу на пересечении Молочного и Бутиковского переулка Copper House поворачивается прикрытым легкой стеклянной вуалью торцом – единственный городской фасад комплекса работает как «открытая форма». И этот жест Скуратова куда уместнее прямых средовых цитат: без подобной открытости любая контекстуальность не более чем лицемерная маска. Искренность авторской позиции проявляется и в том, что от несуразного творения Дон-строя, громоздящегося по соседству, Copper House отгораживается каменной стеной – смысл абстрактного на первый взгляд художественного высказывания «расколдовывается» именно через контекст. Благодаря иносказательной изобразительности скуратовское произведение амбивалентно – оно и включено и выключено из среды, при общей встроенности в остоженскую структуру кондоминиум сохраняет известную степень автономии. А потому может быть адекватно рассмотрен и в более широком, архитектурно-строительном контексте, рамками «Золотой мили» не ограниченном. Но и для этого, скажем так, общегородского или общенационального контекста имя Copper House необычно. Вряд ли обнаружится у нас иная постройка, столь откровенно заявляющая о собственном строительном материале. Что это, как не свидетельство о существенной стороне скуратовского творческого метода? Для него архитектура материальна. Казалось бы, банальная мысль. Но много ли мы знаем построек, вызывающих ощущение не клонированных рендеров, механически переведенных из сотого в натуральный масштаб, а объектов, действительно проработанных «до гвоздя», где бы архитектор последовательно и целенаправленно сокращал зазор между проектным замыслом и реализацией, между вымыслом и материальностью его воплощения? «Бог проявляется в деталях», – писал Мис, имея в виду, что мертвый чертеж оживает только в соразмерном человеку масштабе: именно тогда превращение чертежа в постройку становится волшебством. И Скуратов осуществляет это превращение с присущими ему виртуозностью и педантизмом. Cooper House одинаково выгодно воспринимается и на значительном удалении – к примеру, с Крымского моста – и на расстоянии вытянутой руки, зрительные впечатления обогащаются тактильными, «открытость формы», о которой было говорено выше, преодолевает отчуждение не только между городом и объектом, но и между объектом и человеком. В этой архитектуре гармонично уживаются дальние и ближние планы, человек как бы равно приближен и к дому, и к урбанистическому окружению, он и активный горожанин, и умиротворенный домосед. Здесь вспоминается высказывание Кандилиса, говорившего: «Одинаково верно то, что человек, способный грамотно спроектировать межпанельный шов, способен спроектировать и город, как и то, что человек, способный грамотно спроектировать город, способен спроектировать и межпанельный шов». Думается, что слова классика в случае Сергея Скуратова абсолютно справедливы.

Алексей Муратов. Жилой комплекс «Copper House». «Проект Классика», XIII-MMV (март 2005)
http://www.projectclassica.ru/building/13_2005/2004_13_01b.htm

Ирина Коккинаки:

На пересечении Молочного и Бутиковского переулков, на участке «золотой мили», Сергей Скуратов построил Copper House - один из самых дорогостоящих домов в Москве. Изумрудный корабль выплывает из тесноты переулков, заставляя сомневаться в реальности исторического контекста. Создав «другую» реальность, здание определило формат его восприятия. Он обусловлен как модернистской «самостью» образа, так и притягательностью объекта для созерцания. Здание покрыто пронзительно зеленой патинированной медью, мерцающей бесконечными переливами тона.
Патина применена в московской архитектуре впервые на такой большой поверхности. Она нивелировала бытовые свойства постройки, подчеркнув в ней качества скульптурного объекта или архитектурной инсталляции. «Звонкий хит» режет пространство, меняет визуальные стереотипы роскоши.
Облицовку, как и композицию сооружения, Скуратов объяснил спецификой участка, сложность которого усугубляется сопредельным строительством Дон-строя. Узкий протяженный участок архитектор обыграл как метафору перехода. Соединив Зачатьевский переулок с Пречистенской набережной, дом «наводит мосты» к берегам новой отечественной архитектуры.
Назвав его «линией Маннергейма», Скуратов имел в виду не только «эпатаж» соседней стройки, к которой Copper House обращен глухой стеной, но и разграничение «интеллигентской» архитектуры в пространстве отечественной строительной практики, косность которой обусловлена бюрократическими препонами.
Не имея фронтальной ориентации, дом максимально проницаем для окружения и задуман как архитектурное подобие свето-воздушной среды. Пространство «затекает» в его «рукав» со стороны сквера и облекается в форму протяженного коридора, на которую «наживлены» три шестиэтажных жилых блока: «Змей-Горыныч», выпроставший зеленые головы из-под земли», как определил его автор. Блок, ориентированный на красную линию, развернут к ней лицевым фасадом, остекление которого создает «интригу бликов» благодаря чередующимся углам наклона стекол.
Класс жилья возрастает с этажностью. На пятом и шестом этажах располагаются квартиры площадью до 500 м2. Каждая вторая квартира выходит в лоджию.
Металл, камень, дерево, вода и зелень – первоэлементы, участвующие в «генезисе» архитектурного универсума. Насыщенное мотивами первозданного ландшафта, составляющего искусно возделанные «поля» участка, сооружение оснащено системами программного обеспечения и является разновидностью умного дома.
Идея авторской архитектуры получила завершение в собственном имени Copper House, стилизованный логотип которого характерен иероглифическим лаконизмом, - заключает архитектурный критик Ирина Коккинаки.

Ирина Коккинаки. ЗВОНКИЙ ХИТ И АНТИЧНАЯ ПАТИНА. «Архитектурный вестник», 2004, № 6 (81)
http://archvestnik.ru/0406/frame_0406_rus.htm