Адрес: Трубная улица, 12
Проектные организации: АБ  «Остоженка», Alsop Architects
Архитекторы: Александр Скокан, Валерий Каняшин, Иван Воронежский  (АБ  «Остоженка»); Джеймс МакАдам, Антон Хмельницкий, Майкл Айхнер, Ольга Скобелева (Alsop Architects)
Заказчик: ООО «Монус»
Подрядчик: Prodema
Площадь: 9.000 кв.м
1996 - 1999

наше мнение

Если «Наутилус» был своего рода «Сибирским цирюльником» московской архитектуры (по буре вызванных эмоций и противоречивости оценок), то этот дом, пожалуй, кинофильм «Барак» Валерия Огородникова. О нем тоже очень много спорили - но исключительно профессионалы. Рядовому гражданину этот дом кажется нормальным. Хорошим и простым, может быть, немного несовременным. Ну, нет в нем никаких наворотов, свойственных хай-теку или деконструктивизму. И как объяснить этому гражданину, что в эпоху, когда одни лудили псевдоисторические башенки, а другие безнадежно пытались протащить в Москву тот же самый хай-тек, это почти подвиг - построить вот такое «нормальное» здание?

Здание, в котором есть и реакция на контекст: диагональ, образованная разрывами в лентах окон, метафоризирует горку, на которой дом стоит. И отсылка к единственно оригинальному стилю в русской архитектурной истории - конструктивизму (только там подобная полукруглая форма были частью целого, как, например, в щусевском Наркомземе, а здесь она стала целым). И отличный интерьер (бюро «ask» минималиста Евгения Асса), и хорошее качество строительства.

Чего же еще профессионалам надо? Большей современности, большей яркости, жеста. Провоцирует эти споры то, что изначальный проект здания, сделанный английской стороной, был, действительно, эффектнее. Два корпуса, торец одного из которых плавно круглился. Мостик между ними, хаос панорамных окон, яркий зеленый цвет штукатурки. Особенно же хорош был стеклянный цоколь, благодаря которому дом прямо-таки воспарял. Но в Москомархитектуре на это сказали: «непроходняк» и посоветовали найти русских архитекторов-«сопроводителей».

Но заказчик решил пойти более радикальным путем и объявил конкурс. В нем участвовало четверо хороших архитекторов, и результат, по логике, должен был быть суперклассный. Юрий Аввакумов - в русле активно пропагандируемой (но так ни разу и не состоявшейся) программы по воплощению нереализованных проектов русского авангарда, предложил построить здесь здание по проекту Ильи Голосова (дом акционерного общества «Аркос», 1924 год). Но тот плохо ложился на рельеф: существующая горка явственно требовала отклика. Хорош был и проект Александра Асадова. Он подвешивал к фасаду эдакую шлюпку, что отвечало семантике места: это единственный в Москве склон, похожий на спуск к морю. Более скромно выглядел проект Владимира Юдинцева: полукруглая кровля и башня в глубине двора - в память о когда-то стоявшей здесь церкви.

Победил же в конкурсе Александр Скокан, который нежнее прочих отнесся как к месту, так и к первоначальному проекту Джеймса МакАдама. Два корпуса он слил в один, сделав полуцилиндр торца скргуленным углом и акцентировав этот угол мощным козырьком. Высоту здания понизил до крыш окрестных домов, цоколь обнес пилонами, окна несколько упорядочил. Конечно, образ сильно просел, хотя и сохранил черты оригинала. Но таковы уж были правила игры и мудрый Скокан выступал тут деловым отчимом: ретушируя радикализм в пользу контекста, он давал возможность осуществиться чужому ребенку.

Однако, в процессе дальнейшей работы проект стал снова возвращаться к оригиналу. Козырек ушел, высота дома снова выросла, цоколь же, наоборот, понизился и окончательно утратил всякую легкость. Но главное в том, что авторам пришлось отказаться от второго - уравновешивающего - корпуса. Архитекторам указали на бесценные в условиях московской экологии деревья и на не менее бесценные гаражи во дворе - и им пришлось сочинять такое здание, которое могло бы смотреться и само по себе, и со вторым корпусом. В результате  скругленный угол стал главной темой и превратил дом в почти конструктивистский объект.

Об удачном продолжении дела Голосова-Мельникова дружно говорили коллеги, вскорости после завершения здания специально собравшиеся, чтобы его обсудить. А вот критики - сомневались. «Это нормальный послевоенный модернизм, какой есть в каждой мировой столице, - говорил Андрей Кафтанов. - И очень хорошо, что мы таким образом заполняем лакуны в нашей собственной архитектурной истории». Другой критик, Барт Голдхоорн был резче: «Для Москвы это, конечно, хороший дом. Но с точки зрения современной мировой архитектуры - недостаточно модный. На Западе сейчас строят совсем не то и не так. Уж очень он простой». «Да, - соглашался историк Юрий Волчок, - иностранцам он скучен, приезжающим из провинции - непонятен. Никому, кроме москвичей, он не нужен. Но здесь он играет большую просветительскую роль».

«Это да, - обрадовался Андрей Гозак. - Московская архитектура это ведь что? Сопли засахаренные! А тут - никакого мармеладу! И контекст здесь как понимают? Башенка к башенке, морковка к морковке. А тут - нате вам!» Тему уловил Евгений Асс: «Сегодня ощущается некоторое разочарование в средовом подходе, который долгие годы был определяющим в московской архитектуре. Может быть, этот дом как раз и есть образец нового подхода: если среда некачественная, пусть и «историческая», стоит ее игнорировать. В конце концов есть другой путь: контексту можно следовать метафорически. Что и сделал Скокан».

Но главным поводом к собранию была все-таки проблема авторства. «Остоженка» числит этот дом своим, Alsop Architects - своим. Единственным, кто не побоялся коснуться этой болезненной темы, был Сергей Скуратов, сказавший, что за всяким домом должна видеться личность архитектора. А здесь столкнулись два разных подхода: стремление сделать яркую, знаковую вещь вне зависимости от места (МакАдам) и интеллигентный «средовизм» Скокана. И образ несколько затуманился. Да, действительно: Скокан известен именно как мастер «незаметной» архитектуры. Его здания, неизменно качественные и стильные, очень аккуратно (иногда - слишком аккуратно) вписываются в город. Когда построенный им банк на Пречистенской набережной специалистами был признан лучшим зданием десятилетия, москвичи недоумевали: «А где же он там?»

Похожий случай и с этим домом. Но есть обстоятельство, «извиняющее» вежливость Скокана. Дом и не мог стать заметным, ибо скрыт от взоров мощной стеной Дома политпросвещения на Трубной площади. И именно эта ситуация обусловила его скромный образ. Он не претендует на то, чтобы быть доминантой, но в рамках поставленных задач выглядит вполне достойно. Вот только пышное название которое успел застолбить за ним заказчик (Millenium House), уж очень комично сочетается с этим местом, чье историческое имя - Драчевка, и который два века был центром московской проституции.

Николай Малинин. ТИХИЙ МОДЕРНИЗМ. ОФИСНОЕ ЗДАНИЕ. ТРУБНАЯ УЛИЦА, 12. «Итоги», 1  февраля 2000 г.

мнение архитектора

Александр Скокан:

- Мы сознательно делали вариант, уважительный к проекту Джеймса МакАдама. Зная, конечно, что он нравится заказчику. Который, к тому же, считал, что тут все отморозки и сплошная «пропаганда». И не стали искать принципиально другого решения. Тогда как Саша Асадов делал романтическую композицию с ладьей, а Володя Юдинцев - башню, которая учитывала церковь, стоявшую на этом месте. Короче, все решали немножко не те задачи, которые имел в виду заказчик. Мы же сделали нечто прагматичное и близкое первому проекту. Потом, правда, концепция неоднократно менялась, и то, что построено, - не совсем то, что мы замышляли. А главное, конечно, то, что нет второго дома. В паре ситуация будет более адаптируемая, сейчас же наше здание слишком агрессивно.
И, конечно, дом был бы совсем другой, если бы не Политпрос. Но поскольку его сносить никто не будет, надо было как-то приспособиться. Понимая, что контекстом является не только то, что нам нравится, но и он. И поэтому наш дом является своего рода амортизатором между ним и горкой. Нам говорили, что мы не учитываем рельеф, что дом должен был бы быть таким стелящимся... Но мы решили, что именно это необязательно, а поскольку ответить на рельеф как-то должны, то и ответили этими окнами. Дом как бы бежит, спускается по горке, диагональные прогляды - это и есть наш ответ на рельеф, пусть и парадоксальный. В среде ты должен увидеть все вопросы, которые расставлены, иначе ты будешь хам. А вот уже ответ может быть твой индивидуальный, пусть и необычный.
А с профессиональной точки зрения интересна была и ситуация нашего с Джеймсом сотрудничества. Обычно, когда иностранный архитектор выигрывает конкурс, он делает эскиз, ТЭО, а уже местный, «сопровождающий» архитектор - рабочку в соответствии с местными нормами. Здесь же все вышло ровно наоборот: мы делали начальную стадию, а рабочку - МакАдам. Но таково было условие контракта, обсуловленное желанием заказчика получить качественно исполненное пространство.

Интервью Николаю Малинину, 12 марта 1999

мнение критики

Михаил Тумаркин:

Московскую неомодернистскую архитектуру обычно хвалят за то, что она изображает современные технологии, выглядит небогато (кризис, понимаете ли), но при этом находится в русле некой мировой моды (Фрэнк Гери, Норман Фостер и Филипп Старк). Вдобавок эту архитектуру в последнее время именуют контекстуальной, приписывают ей особый “эффект отсутствия”, чувствительность и бережность по отношению к исторической среде московского центра. Звучит красиво, не правда ли? Работы Бюро “Остоженка” г-на Скокана давно являются витриной московского неомодернизма. Они отмечены разнообразными призами, включая почетное звание лучшей московской постройки десятилетия 1987-1997 (Московский Международный Банк). Недавно законченное офисное здание на Трубной улице, видимо, очередной этап эволюции стиля. Большое (особенно в масштабе сретенских переулков) бледно-зеленое здание с закругленным углом явно проходит по номинации “проще не бывает”: абстрактная поверхность фасада “нарезана” лентами сблокированных окон. Попытка “въехать” в рафинированную космическую эстетику разбивается о неровную поверхность закругленного угла. То ли плохая опалубка, то ли небрежная штукатурка. Хай-тек, применительно к подобной архитектуре - это, прежде всего, идеальные геометрические поверхности. Солнечные тени и блики должны смотреться как на виртуальной трехмерной картинке на экране хорошего монитора. Пока непохоже. Разговор о контекстуальности этого здания, по-моему, вообще неуместен. Дом агрессивно вырывается из контекста несколько провинциальной, традиционной для этого района Трубной улицы. Такой эффект создается не только размером, формой и постановкой здания на склоне холма. Минимализм фасада, начисто лишенного деталей, сам по себе несет заряд средовой агрессии. Интересно, что конструктивистские здания 20-х - начала 30-х годов, которых немало в этом районе, гораздо органичнее “вмонтированы” в свое феодально-буржуазное окружение. Какие - никакие балконы, более или менее нормальные окна, скупая геометрическая пластика фасадов, постановка на красной линии улицы и даже высота - под карниз соседей. Заметим, что все это строилось во времена тотального отрицания наследия. Возвращаясь к произведению Бюро “Остоженка” хочется заявить, что его контекстуальным партнером является расположенный напротив задний фасад Дома Политпросвещения МГК КПСС (проект покойного г-на Андреева).

Михаил Тумаркин. ЕДИНСТВО И БОРЬБА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ.ИЛИ ХРЕН РЕДЬКИ НЕ СЛАЩЕ. (Не опубликовано)

библиография:

Щукин Алексей, Дугин Евгений. РЫНОК АРХИТЕКТУРЫ: КАК ДЕВЕЛОПЕРЫ ВЫБИРАЮТ АРХИТЕКТОРОВ. Проект Россия, № 8.
Голдхоорн Барт. СВЕЖИЙ ВЕТЕР С ЗАПАДА. Проект Россия, № 14.
Малинин Николай. ДИКТАНТ ТИРЕ СОЧИНЕНИЕ. Архитектурному бюро «Остоженка» - 10 лет. «Независимая Газета», 11 июня 1999
Малинин Николай. «А» УПАЛО, «Б» ПРОПАЛО, ЧТО ОСТАЛОСЬ НА ТРУБЕ? «Независимая Газета», 27 ноября 1999