Адрес: Никольская улица, 25
Проектная организация: Группа «АБВ»
Архитекторы: Алексей Воронцов, Никита Бирюков, В.Свистунов, М.Струченевская, И.Кузнецова
Рабочая документация: «Мастерская 19»
Инженер: В.Маргулец
Заказчик: торговый дом «Наутилус»
Подрядчик: «ЭРА БАУ» (Австрия)
Площадь: 6.928 кв.м
1998 - 1999

наше мнение

Казалось, «московский стиль» кончается. Хотя было понятно, что так просто он не сдастся. И, умирая, наградит город еще не одним шедевром. Чем ближе к концу, тем нелепее и нелепее становился его продукт. Порой - настолько запредельным, что это было как-то даже смешно. А то и мило сердцу москвича. Приметами этой агонии в 1998 году казались «Наутилус» и фонтан «Пушкин и Натали» у Никитских ворот.

Но это была не просто агония, это был феномен. Который можно было бы определить так: «московская дурь». Если «московский стиль» берет за образец внешнюю оболочку старой Москвы, а бюро «Остоженка» разрабатывает ее структурную схему (землевладения, парцеллы, етс), то «дурь» покушается воспроизвести нечто более глубинное - ее вкус, ее нрав, ее широкую душу. Довести московское «аканье» до ора. И если лужковский «московский стиль» можно считать кичем, то «дурь» это уже, скорее, кэмп - осознанная игра в дурновкусие.

Суть в том, что необходимыми словами в разговоре о красоте златоглавой-белокаменной являются следующие: неправильная, беспорядочная, взбалмошная, суетная, бестолковая. Короче - какая-то нестоличная. Критерием столицы является, естественно, Питер, город хорошего вкуса, с точки зрения которого равно безобразно как то, что было на месте «Наутилуса» - хаотическое нагромождение главок и башенок, так и сам «Наутилус».

Но что хорошо питерцу, то москвичу - тоска зеленая. Именно этот хаос он воспринимает как главное достояние московской культуры, и именно этот механизм создания «безобразно-прекрасного» эксплуатирует Воронцов. Сами по себе части объекта могут быть неправильными, неточными, негармоничными (каковыми были и составные части «Лубянского угла»: Пантелеймоновская часовня или Владимирская башня Китайгородской стены) - но в сумме они должны давать чрезвычайно живописный эффект.

Весь «Наутилус» построен именно на этом: на сопряжении заведомо несоединимых частей (модерна и хай-тека), на чудных пропорциях, на броскости и непривычности. Совершенно законно, что первую скрипку здесь играет модерн - стиль, полностью растворившийся в киче, даже в лучших своих образцах опасно близко стоявший к пошлятине, и тем не менее остающийся в Москве самым любимым. (Кстати, среди примеров кэмпа, собранных Сьюзен Зонтаг, половина - именно из его репертуара). На этот же парадокс работает и сама Лубянская площадь: со всей ее торжественной кагэбешностью, с кондовыми коробами Щусева и Палуя. С которыми сочетаются (хотя и не должны) шехтелевский дом Купеческого общества, наземный вестибюль метро «Лубянка», арки «Детского мира», Политехнический музей.

Мы русские, это многое объясняет. А еще мы москвичи - и это объясняет уже почти все. Единство и борьба противоположностей - вот наш девиз. «В Москве только птичьего молока нет» - но «хороша Москва, да не дома». «Москву селедками не удивишь» - но «в Москве сплетен не оберешься». Вроде бы и неблизко («Кому нужно, и в Москву недалеко»), а вроде и рядом: «В Москве звонили, а в Вологде звон слышали», Короче, сплошной оксюморон, растянувшийся на восемь веков и восемьдесят тыщ квадратных метров.

Дом явно не вписывается в ансамбль площади, но именно эта ситуация и давала зодчим карты в руки. Когда ансамбля нет (а в Москве его нет почти нигде, не Питер чай), исповедование средового принципа становится абсурдом. А если над этим «ансамблем» еще и витает гнетущий образ Лубянки, то что оставалось, как не взорвать его к чертовой матери? С чем «Наутилус» блестяще справился: от былой казарменности не осталось и следа.

Сочетание же хай-тека (железо) и модерна (керамика на заднем фасаде) обусловлено названием. Ведь «Наутилус» - это то, что обитает в глубине вод (любимая тема модерна) и то, что оснащено по последнему слову техники (хай-тек). Жаль только, окна-иллюминаторы не дали сделать - было б совсем прикольно.

В общем, мне, с моим дурным московским вкусом «Наутилус», нравился. И как-то раз я даже произнес вдохновенный спич на эту тему в телепередаче «Архитектурная галерея». А потом был просто потрясен: здание, «прекрасное вследствие своей безобразности», превратилось искусством монтажа в просто «прекрасное». Я говорил о том, что никто из архитекторов еще не додумался отрефлектировать это падение модерна в бездну кича, о том, что «Наутилус» будет последним произведением модерна в нашем городе (потому что куда ж дальше?), о том, что детали этого здания ужасны (безвкусные полуарки, невесть с какого бильярда прикатившиеся на фасад шары, бессмысленный разнобой окон, дурного качества железо, банально-постмодернистская крыша, аляповатая керамика) - но все это в целом как нельзя лучше символизирует ту часть образа Москвы, которая складывается из конфеток-бараночек, пьяных гимназисток и сибирских цирюльников.

Все это, однако, было аккуратно вырезано - и это-то лукавство расстроило меня более всего. Если есть в образе нашего города пошлость как непременная составляющая (и если кто-то ее эксплуатирует), давайте честно в этом признаемся. «Наутилус» абсолютно логичен в этой парадигме - будучи абсурден в парадигме сугубо архитектурной. И его авторы не могут этого не понимать.

Неприятно тут только это: архитекторы, заведомо знающие, как должно, цинично потакают деревенскому вкусу власти. И даже идут на опережение: мэр еще и не созрел на такое, а ему услужливо подсовывают нечто настолько чудовищное, что устоять перед соблазном невозможно. Это действительно настолько плохо, что даже уже хорошо. Но это - рафинированная эстетская игра, мэр же принимает ее за чистую монету. Уже одно то, что Воронцов соединяет в «Наутилусе» именно модерн и хай-тек, говорит о тонком расчете: первый - любимый стиль народа, второй - самое свежее слово в профессиональной среде. То есть, он знает что почем, но при этом ставку делает на низменный вкус: самая очевидная характеристика здания - оно веселое и непривычное. И своей абсурдностью оно замечательно укладывается в сугубо московскую нелепость. Ему - отцовское наследство, а ей - пожизненная крепость.

Николай Малинин. ИЗ КИЧА В КЭМП ПЕРЕЛЕТАЯ. ПОСЛЕДНИЙ АКТ ЛУЖКОВСКОГО СТИЛЯ: «ДУРЬ МОСКОВСКАЯ». «Независимая Газета», 11 июня 1999

мнение архитектора

Торговый центр «Наутилус» - это многофункциональный торговый комплекс, современная архитектурная пластика которого органично вписалась в контекст исторически сложившейся окружающей застройки. Стихийно поставленные торговые павильоны уступили место цивилизованным формам.
Участок расположен в зоне особой историко-культурной ценности Москвы, на территории бывшего Китай-города, между Никольской улицей и Театральным проездом в месте их слияния и выхода на Лубянскую площадь, в одном из самых престижных деловых и культурных центров Москвы, Здание спроектировано с учетом предполагаемого воссоздания на Лубянской площади части стены Китай-города и Никольской башни XVI века (у бывших Никольских ворот).
Градостроительные особенности участка, имеющего очертание треугольника, ориентированного одной из своих вершин в направлении Лубянской площади, обусловили первостепенное значение образного решения комплекса. На то же настраивало предполагаемое воссоздание Никольской башни с характерным шатровым силуэтом и части Китайгородской стены, а также соседство с такими шедеврами московского модерна, как гостиница «Метрополь» (1898-1903 гг., арх, В.Ф. Валькотт) и Дом Московского купеческого общества (1909 г, арх. Ф.О. Шехтель), а также здания над Третьяковским проездом (1869-1871 гг., арх. А.С. Каминский). Да и разностилевое, строившееся поэтапно в 80-90-х годах XIX в. по проектам разных архитекторов здание Политехнического музея, также имеет элементы модерна на фасадах, обращенных в сторону Лубянской площади. Это был своеобразный камертон. Таким образом, в основу архитектурного замысла фасадов Торгового центра «Наутилус» легла тема московского модерна. Мягкая, плавная линия фасадной стены, образующей основание треугольного плана со стороны Никольского тупика в сочетании с венчающей композицию круглой ротондой, придает пластичность всему обьемно-пространственному решению.
При прорисовке фасадов авторы отказались от традиционного сегодня обильного остекления. Это было сделано для поддержания крупного масштаба окружающих строений: гостиница «Метрополь», здание «Детского мира», наземный вестибюль станции метро «Лубянка», здание ФСБ, арка Третьяковского проезда. Нижняя часть здания намерено утяжелена массой металла в виде мощных двутавров-контрфорсов, ниши главного входа - с круглыми корабельными отверстиями шпангоутов с утрированно крупными заклепками. Завершает композицию козырек из ферм, подвешенный на металлических тросах и закрепленный по бокам шарнирами.
Двухэтажные полуарки, расположенные на фасаде со стороны Театрального проезда, создают иллюзию движения вперед, а небольшие треугольные и полукруглые оконные проемы подчеркивают драматизм архитектурного образа, В связи со значительными перепадами рельефа, здание со стороны Театрального проезда за счет цоколя имеет 8 рабочих этажей. При этом вход в цокольный этаж открыт с уровня существующего тротуара. Конструкция антенны, высотой 8 метров, возвышающаяся над 30-метровым объемом, подхватывает тему каскада объемов всего здания. В плане здание торгового центра соответствует конфигурации участка и имеет форму неправильного треугольника, одна из вершин которого, ориентированная на Большую Лубянку, решена в виде круглой ротонды входной группы.
На первом этаже, помимо входного вестибюля, расположен торговый зал и загрузочные помещения (со стороны Никольского тупика). Со второго по шестой этажи отданы торговым залам и предприятиям общественного питания. Помимо главного входа, в здании предусмотрены еще три выхода. Вертикальные коммуникации, наряду с лестницами и лифтами включают в себя и пару эскалаторов, размещенных в центре торговых залов. Над зоной эскалаторов - световой фонарь для естественного освещения, создания комфортности и ощущения открытого, свободного пространства. Обеденный зал ресторана под верхним световым фонарем имеет террасу, откуда раскрывается вид на город.
Над главным входом и над открытой площадкой пятого этажа в круглой ротонды - козырьки из металлических конструкций. Над техническим помещением выстроена силуэтная композиция из металлоконструкций - место для размещения световой торговой марки центра, рекламы и телевизионных спутниковых антенн. Здание покрашено в спокойные пастельные, зеленовато-бежевые тона, а керамическое панно в верхней его части напоминает прохожим и проезжающим по Театральному проезду изображение мерцающей глади моря и неба - в зависимости от времени суток.
Здание Торгового центра «Наутилус», представляющее собой многообразие пластических форм, материалов, цветов и фактур - современный мираж на фоне исторического города.

Алексей Воронцов:

- На примере «Наутилуса» вы наглядно показываете жителям, которые продолжают нежно любить модерн, до чего этот стиль мог бы докатиться. Как будто вы знаете, что это не вполне хорошо, но намеренно делаете так - чтобы показать, как это на самом деле ужасно.
- Я человек интуитивный. Я так чувствовал: на этом месте может быть что-то такое. А кому-то кажется - что-то другое. Всем нравиться невозможно. Идеальный архитектор - мертвый.
 - Хорошо, допустим у вас была благородная задача: исправить эту ужасную площадь...
- Да, площадь ужасная, и «Наутилус» - ужас, что я могу еще сказать?
- Но ведь можно было эту площадь иначить совсем иначе. Почему модерн-то?
- Да просился тут модерн! У меня по рисунку всегда была пятерка в институте. Был такой Павел Иванович Чурилин и Николай Николаевич Маркаров, они в институте мало со мной возились, так, чуть правили. Мы рисовали как-то обнаженную натуру и Маркаров мне сказал: «В вас что-то есть от модерна». Я это запомнил. Да, наверно, близко. Такое вот рисовальное начало в профессии.
- А куда делись иллюминаторы, которые были в проекте?
- Не сложилось, подрядчик закапризничал.
- Но вы же большой начальник, кто же вам может помешать сделать то, что вы хотите?
- А при чем тут начальник? Архитектор может сделать только то, что ему позволительно. Да и что такого в этих окнах? И так весело.
- А не слишком ли много веселья для этого трагического места?
- Мои бабушка, два деда – все они прошли через Лубянку. Двое погибли, третий отправился в лагерь. Мы читали эти дела, там же, на Лубянке. И мне кажется очень важно было изменить образ места.
- В первой рецензии на «Наутилус» Андрей Балдин очень точно написал о компромиссности здания. О том, что «Наутилус» должен был бы быть еще круче, еще радикальнее рвать с семантикой места. Как будто бы архитектор в последний момент испугался, что его за такие игры повесят.
- Ну, не смогли мы сделать все, что хотелось. Руки - крюки, денег мало. Я умею считать, очень жестко, прагматично. Но архитектура это творчество. Не бизнес, не дизайн. Это искусство.
- «Архитектура это искусство возможного», как вы однажды выразились.
- Да, можно сделать зло, а можно так, как в «Наутилусе» - с теплой такой иронией.
- А Григорий Ревзин написал, что вы этими резаными арками «Наутилуса» издеваетесь над душкинскими арками «Детского мира»...
- Ничего я не издеваюсь. Просто попросилось вот это. Модерн как тон присутствует в этом месте. Это раз. Модерн в какой-то мере предвестник тех революционных событий, которые эту площадь обозначили. Это два. Все потекло: стали смешиваться социальные группы, исчезать дворянство. И линии - потекли. Сейчас - нечто похожее, разве нет? И потом заказчик - торговый дом «Наутилус». Все же уже дано! А дальше - только успевай записывать. Как у Булгакова, в «Театральном романе»: писал, мучился, структурировал - ничего не получалось. А потом сон увидел - как в коробочке герои ходят и разговаривают. И все записал.

Алексей Воронцов: "Я СТРОЮ ДЛЯ ЛЮДЕЙ, А НЕ ДЛЯ АРХИТЕКТОРОВ". Интервью Николаю Малинину. "Независимая газета", 25 декабря 1999

мнение критики

Григорий Ревзин:

На Лубянской площади построено самое сумасшедшее архитектурное произведение Москвы последнего десятилетия. Это -- новое здание магазина "Наутилус". Образ площади изрядно пострадал, ее характер грубо нарушен. Автор -- заместитель главного архитектора Москвы.
"Наутилус" придумал Алексей Воронцов. В течение полугода знакомые архитекторы бросались ко мне с нездоровым блеском в глазах и вскрикивали: "Видал, чего Воронцов на Лубянке натворил? Давай, пиши - хуже Церетели!". Теперь "Наутилус" открыт. Даже в Москве последнего десятилетия трудно назвать архитектуру, которая была бы столь программно невоспитанна. Все, что в доме должно быть прямым, сделано косо, все, что ровным - выпирает, что непрерывным -- разорвано. На Лубянку он выходит округлой башней-эркером с металлическим капитанским мостиком, который трудно назвать иначе, чем наглым: он сварен из металла и вовсе не из тонких хромированных прутиков, как принято в хай-теке, а из неопрятного российского проката. К "Детскому миру" он выходит арками, перерубленными пополам, что является прямым издевательством над архитектурой Душкина. И так далее - каждого из своих соседей он мало что не уважает, а прямо-таки нагло над ними измывается.
В Москве теперь принято строить исключительно в духе "места". Это - официальная политика Москомархитектуры, коей г-н Воронцов является заместителем председателя. И следовательно, проблемой этой так или иначе озабочен. Но трудно назвать здание, которое в меньшей степени соответствовало бы духу места, на котором оно стоит. Лубянская площадь в Москве, даже с утратой Дзержинского, все равно несет в себе на редкость жесткий "орднунг". Более же отвязанной архитектуры, чем "Наутилус", в городе просто нет.
Название "Наутилуса" вызывает морские ассоциации. Так вот, он выглядит как лихой бомж в капитанском кителе, здорово мятом, рваном, с дырками, заделанными орденскими планками, и желтыми донышками консервных банок вместо пуговиц. Но вот что самое удивительное. Ловишь себя на мысли, что появление этого господина на площади как-то радует. Если в метро к тебе пристанет такой моряцкий дед с гармошкой, то в другой вагон пойдешь, а представить, что он прорвался в какое-нибудь казенное присутствие, приятно.
Один архитектурный критик еще в давние советские времена, желая как-то получше похвалить ансамбль КГБ, написал, что архитектура эта "выражает образ физического раздавливания врага". Не разделяя удовольствия по этому поводу, замечу: сказано удивительно точно. Лично я, проходя через Лубянскую площадь, всегда ощущаю известную нервозность.
Нельзя сказать, что архитекторы не пытались с этим образом бороться. Еще в конце 80-х Андрей Боков встроил в здание КГБ музей Маяковского -- первый памятник отечественной деконструкции. Нагромождение ломаных архитектурных форм, безумие интерьера до определенной степени взорвали жесткий гэбэшный порядок. Однако поскольку это именно врез внутрь здания, то скорее получилась материализация метафоры "физического раздавливания", образ руин авангарда, погребенных жестким сталинским порядком.
"Наутилус" стоит как бы на мысу Китай-города, того самого центра московской торговой жизни начала века, где как грибы росли банки, страховые общества, пассажи, торговые ряды, пока не пришло то самое КГБ и это дело не подморозило. Сумасшествию его форм можно найти аналогии в архитектуре русского модерна -- того самого стиля, который и стал символом всего этого сумасшедшего экономического процветания столетней давности. Правда, это модерн, искореженный разломами, двутавровыми балками, чудовищными болтами -- так, будто купцов начала века, всяких Рябушинских с Морозовыми, сначала долго били, а потом отправили в котлован смотреть, как закалялась сталь. А теперь один из них вышел и высказался в адрес Лубянкой площади от лица всего Китай-города. "Ах ты ж ядрена табуретка твою..."
Да. Хорошо сказал.

Григорий Ревзин. ЛУБЯНСКИЙ ПРЫЩ. «Коммерсант», 25 февраля 1999

Андрей Балдин:

«Наутилус» был задуман вовремя: Москва давно ожидала подобного проекта. Она всегда любила украшать себя перламутровыми и кирпичными диковинами. В свое время этот ее интерес к экзотике проявился в модерне. Сейчас, спустя сто лет, этот стиль возвращается в Москву, переизданный, перекроенный, странно раскрашенный и насыщенный сверх меры стеклом. Он понемногу населяет город монстрами. В этом есть некая эволюционная логика. Москва — это город-бассейн, местами топкий и захламленный, местами начищенный до кафельного блеска и звеняще-пустой. Китай-город, залитый по колено асфальтом, давно уже превратился в островной архипелаг: появление кораблей и рогатых моллюсков здесь абсолютно неизбежно. Поэтому еще раз: затея с запуском «Наутилуса» была — в эволюционном и формальном смыслах — уместна.
Казалось бы, все подходило для решения этой задачи — все, начиная с названия. («Наутилус - торговый дом, заказавший проект.) Оно подсказало образ всего сооружения: так может называться только дом-раковина или дом-корабль, поднимающийся по Охотному ряду (проливу) к водному зеркалу Лубянки. Твердый курс, представленный острым треугольником в плане, стеклянные обводы по бортам и голубая пена (почему-то в крупную клетку — там, где угадывается корма). Между прочим, этот голубой фриз — и не он один — связывает «Наутилус» с «Метрополем». По верху последнего также тянутся следы морской пены (врубелевское панно «Принцесса Греза»). «Метрополь» в свое время был задуман и реализован как остров: от этого острова стартует стилистически родственный ему корабль, «Наутилус», и плывет вверх, к Лубянке. Подчеркнутая, демонстративная пластика дома имеет и другие корни в истории. До революции северо-восточный угол Китай-города был насыщен архитектурной плотью сверх меры. Здесь толпились сразу несколько лепных московских диковин, среди которых особенно выделялись часовня св. Пантелеймона и церковь Владимирской Божьей Матери. На небольшом пятачке был собран самый богатый натюрморт. Теперь, заполняя образовавшуюся на его месте брешь, необходимо было собирать новую, не менее сложную композицию, и поэтому была очевидная логика в том, что именно здесь затеяно сооружение перламутровой морской раковины, с кривой спиной, гребнем на затылке, гипсовыми шариками вместо глаз и отверстой пастью входа.
Кстати, и команда, проектировавшая странный дом, подходила как нельзя лучше. Группа «АБВ» еще на Сретенке, в тамошнем архитектурном аквариуме, где давно уже было замечено роение разноцветных мальков и устриц, отметилась решениями яркими и нестандартными, И главное, подходящими Москве физиономически. Именно они разрабатывали чудаковатые и как будто игрушечные дома в Последнем переулке, осваивая новую, отстраненную и охлажденную стилистику московского модерна. Команда «АБВ», несомненно, заслуживала лучшей площадки, и вот она получила ее. Все сошлось как нельзя лучше. Самый резвый из обитателей их сретенского инкубатора полез на свет божий.
И словно в нерешительности, наполовину в скорлупе, застыл,
Что произошло? Изменился первоначальный проект? Сказала свое цепенящее слово цензура? Вряд ли. Какая еще цензура - посмотрите на Манежную площадь и бронзовый рядом с ней зоопарк. Опять-таки команду «АБВ» в соответствии с положением первых букв алфавита, возглавляют люди видные — Андреев, Бирюков и Воронцов. Основной автор проекта, Алексей Воронцов, руководит ГлавАПУ. У них была возможность адекватно защищать идею при любой экспертизе. Для того чтобы реализовать подобный проект, нужна самая серьезная поддержка начальства. А здесь идею выдвинуло само начальство, архитектурное, представленное профессионалами. Можно было ожидать осмысленного и внятного воплощения общей затеи, Однако, реализованный, проект оставляет ощущения самые противоречивые, выглядит половинчатым, не доведенным до конца.
Очень жаль. «Наутилус» мог сделаться флагманом всей флотилии - домов-кораблей, моллюсков и распустивших стеклянные плавники диковинных рыб, украшением Большого Московского Бассейна. Самая большая проблема этого резервуара в том, что он пуст. Именно в вопиющей стилистической пустоте могут совершаться все странности последнего времени: нашествие обезвешенной бронзы, натужного ордера, башенок, портиков, крылатых лошадей и прочих карамельных излишеств, Как воздуха, нет должного контекста — ничто не оказывает сопротивления этим расходящимся в пустоте пузырям. Кстати, в этой ситуации представляется достаточно глубокомысленной другая игра, - которую осуществляет группа Александра Асадова. Они прокламируют приход «Эпохи Рыб», выпускают на Боровицкую площадь «кита» и вешают на заднем фасаде гостиницы «Арбат» стеклянную капсулу с бассейном для особо раскованных клиентов. (В том же приблизительно направлении действует и группа «АБВ»: разводит в Сретенском аквариуме устриц, а теперь выпускает на самое видное место моллюска по имени « Наутилус».) Этот поиск и водяная феерия никак не случайны. Архитекторы устраивают оптические фокусы, «преломляя» свет и объем, их постройки идут волнами, крутятся и переламываются — в самом деле, словно на грани воздуха и воды. Это вызывает у многих недоумение и отторжение. Действительно, эта пластика непривычна, но, по сути, она возвращает в город его вязкий, плотный, криво нарезанный воздух. Москве это сейчас крайне необходимо. Отсюда самый возвышенный вывод: архитектура, реальная, многомерная и современная, нужна городу как воздух. И наоборот.
Наверное, авторы «Наутилуса», выплывая с «Наутилусом» всем на обозрение, понимали важность и ответственность этого приключения. Может быть, это их и смутило? Такое ощущение, что они сами удержали, одернули себя. Московский моллюск узнаваем и как будто подвижен, но одновременно смят и скомкан, и в образе своем не закончен. Он словно не освободился полностью от сковывающей его скорлупы, пластмассовой, жесткой коробки макета. Возможно, опытные авторы, предвидя неизбежные возражения, которые вызовет эта морская пластика, в последний момент несколько затушевали и успокоили ее? Фасад, выходящий на Лубянку, расчертился по кругу сухими окнами, окрасился в розовый цвет и пропал. Крыта также вышла половинчатой во всех отношениях: кривая здесь постоянно спорит с прямой, В створе Никольской улицы, при взгляде от Кремля «Наутилус» не читается вовсе, как будто в этом месте стоит не один необыкновенный дом (который должен служить этой улице завершением), а несколько вполне заурядных построек, вросших друг в друга.
Соседи также не выручают пришельца. «Метрополь» на деле (не на чертеже) оказался слишком далеко и никак не поддерживает своего меньшого брата, а Третьяковский проезд ему вообще не родственник: со стороны Охотного ряда по красной линии образуется заметный провал. Будем надеяться, что, когда снимут забор и восстановят китай-городскую стену, ситуация уравновесится и вокруг застрявшего на полдороге моллюска сомкнется воздух. Нестыковка, формальная и существенная, возникла с ближайшим зданием горвоенкомата, к которому дом-моллюск обратился задней стеной, почему-то выпуклой посередине. Здесь морская пластика выглядит явно излишней. История у соседнего здания самая драматическая: в нем располагались в тридцатые годы расстрельные помещения НКВД. Возможно, настанут времена, когда память об этом будет увековечена — как этот предполагаемый (уже существующий) мемориал будет смотреться (уже смотрится) рядом с надутой зеленой щекой? Улочка, проходящая между двумя домами, которая когда-то вела к стене и Троицким воротам Китай-города, также теперь ненужно искривлена. Впрочем, это детали и недоделки, возможно, поправимые.
Довлеет общее ощущение - половинчатости и сомнения. Сомнение авторов (или внутреннего их цензора?) читается в каждом Повороте торговой раковины, в каждом общем ракурсе — в самом деле, как будто одна рука постоянно держит другую. В итоге реальный «Наутилус» оказывается, на мой взгляд, недостаточно пластичен. Это еще более очевидно в сравнении со сретенскими постройками группы «АБВ»: там их крокодилий питомник выглядит куда более раскованно и изящно. На Никольской площадке, с таким нестандартным заказом (по крайней мере по части названия), в таком соседстве и с такой исторической подосновой, с квалифицированной командой и уже наработанным приемом (в «АБВ» знают, как обращаться с московским тестом, куда нужно вставлять фонарики-цукаты и где спиралью закручивать крем) - и с такими погонами на плечах! — стоило добиваться большего.
Конечно, обходя дом по периметру, можно найти победные точки: скажем, от «Детского мира», где, прищурившись или закрыв один глаз, видим, что «Наутилус» плывет и тянет за собой идущую вниз, к «Метрополю», волну земли. Или отметить то же движение корабля с другой стороны Лубянской площади, откуда оба его фасада, оба борта можно увидеть одновременно. Можно с успехом отыскивать самую тонкую гармонию в геометрии треугольных и эллиптических окон. Все это замечательно, но это фрагменты, которые никак не склеиваются в целое.
Большая затея оказалась не реализована или реализована наполовину - и «Наутилус» теперь открыт для критики с обеих сторон: одним он покажется слишком непривычным и не лезущим ни в какие Третьяковские ворота, другим, как в данном разборе, недостаточно раскрепощенным и самостоятельным. Кстати, может быть, никакой большой затеи не было, а мыслилось обыкновенное и центре Москвы строительство? Тогда тем более становится досадно — потенциал этого места, потенциал авторов требовал именно такой, большой затеи, не говоря уже об исполнении. Хотя бы из соображений экологии. Нужно заботиться о моллюсках, они довольно хрупки и редки. Бог его знает, что изменится дальше в московском устройстве, в этом гулком, пустейшем бассейне. Возьмут и нальют воды с хлоркой — и все моллюски вымрут. Это уже было, хлорку мы проходили.

Андрей Балдин. МОЛЛЮСК МОСКОВСКИЙ. Премьера на Лубянской площади. «Независимая Газета», октябрь 1998

См. также:
Андрей Разин. ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР КАК АТТРАКЦИОН. Здание компании «Наутилус» на Лубянской площади в Москве. «Архитектурный вестник», 1999, № 2 (47)
http://archvestnik.ru/9904_rus.htm#03