Офисное здание в Большом Гнездниковском
Проектная организация: Моспроект-4
наше мнение мнение архитектора мнение критики ваше мнение
Офисное здание в Большом Гнездниковском переулке. Вид с Тверского бульвара

Офисное здание в Большом Гнездниковском





Адрес: Большой Гнездниковский переулок, вл.1
Архитекторы: Андрей Боков, Алексей Сержантов, Ольга Макарова, Наталия Сержантова, Наталия Япринцева
Инженер: Александр Торшин
Заказчик: АОМС
Подрядчик: «Самсунг Инжиниринг энд Констракшн КО, Лтд»
Площадь: 11 600 кв.м
1997

наше мнение

У этого здания все как-то непропорционально. Оно большое, у него куча наград, громкая история продажи – но все это мучительно не соответствует его реальным достоинствам.

По части премий оно просто рекордсмен. Первая премия Всероссийского фестиваля «Зодчество» (1998), приз Московского союза архитекторов «Золотое сечение» (1998), 12-е место в «Московском рейтинге» (лучшие здания Москвы за 10 лет, 1998), наконец, номинация на Государственную премию (1999). То есть, профессионалы оценили его очень высоко. Почему?

Во-первых, это было едва ли не первое большое здание, построенное в  современной стилистике в самом центре Москвы. Предыдущие можно пересчитать по пальцам: банк на Пречистенской набережной, «Уникомбанк» в Даевом переулке, «Макдональдс» в Газетном, «Совмортранс» в Рахмановском. Все. А вокруг – истерия «московского стиля»: колонны, арки, башенки. Тут, правда, башенка тоже есть есть, но совсем не лужковская. Как, впрочем, и арка – откровенно ироническая.

Во-вторых, при всей своей современности, здание сделано с большим вниманием к городу. Оно состоит из двух абсолютно разных частей: вполне традиционный «базис» и лихая деконструктивистская «надстройка». Граница же между ними проходит ровно на уровне крыши старого дома напротив. То есть, верхняя граница исторической застройки честно зафиксирована, а что выше, то от лукавого. Башенка же четко работает на бульвар, фиксируя угол дома в створе между существующими зданиями.

В-третьих, это очень качественное здание. Дорогая отделка, четкие планировки, много света, современнейшие инженерные системы и т.д. Тут, конечно, свою роль сыграл заказчик – корейский промышленный гигант «Самсунг». Впрочем, и тот факт, что знаменитая мировая корпорация заказала и построила в центре Москвы собственный офис, тоже рассматривался как победа нашей архитектуры.

В-четвертых, все хитросплетения «надстройки» профессиональным взглядом четко отождествляются с русским конструктивизмом. В этих косых линиях можно увидеть все: агитустановки Клуциса, киоски Лавинского и Кринского, трибуну Лисицкого, графические фантазии Чернихова, пространственные конструкции Иогансона и Стенберга, и, конечно, проекты Весниных, среди которых, в первую очередь, – «Ленинградскую правду». Которая, кстати, и находиться должна была совсем рядом – на Пушкинской площади, на месте нынешних «Известий».

Наконец, в-пятых, автором дома был Андрей Боков – один из самых уважаемых московских архитекторов. Уважаемый и за четкую гражданскую позицию, и за подвижническое руководство громадным институтом, и за любовь ко все тому же конструктивизму – коего он является одним из немногих настоящих наследников. При этом построил Боков к тому времени совсем немного (хотя выиграл около 40 конкурсов): музей Маяковского да офисное здание на Саввинской набережной. Так что этот дом был еще и хорошим поводом отметить хорошего человека.

Все это так. Но я неспроста оговариваюсь: «по мнению профессионалов». Потому что с точки зрения обывателя дом этот трудно признать красивым. А все его вышеуказанные достоинства можно рассмотреть и под иным углом.

Да, это современная архитектура – в том смысле, что не историческая. Но за вычетом современных материалов и инженерии в нем нет практически ничего, что можно было бы счесть за прорыв. Прорывом являлся сам факт такого дома – что и было отмечено наградами, но трудно сказать, что он привнес в развитие архитектуры как таковой.

Да, этот дом не мимикрирует под среду, не рядится в псевдомосковские одежки – при этом поддерживая городскую среду на уровне морфотипов. Но в то же время это разделение дома на «базис» и «надстройку» настолько плакатно, что так и хочется снять верх здания и перенести его куда-нибудь в новый район.  Кажется, что «базис» - это просто разросшийся цоколь, а «надстройка» - не менее разросшаяся крыша. А то, чему полагается быть между основанием и венчанием – собственно «тело» здания – куда-то потерялось. Конечно, в этом можно увидеть и профессиональную иронию над классическим прототипом – но этой иронии отчетливо не хватает гармонии.

Любопытно, что ровно в то же самое время в Нижнем Новгороде было построено очень похожее по духу здание – знаменитый «дом-куча» Евгения Пестова и Александра Харитонова. Но там вся эта игра в «базис» и «надстройку» была и осмысленней, и острее. Нижний объем «кучи» - «как бы» пятиэтажка, только очень сухая и строгая, в духе Лооса, а верх – нагромождение кубов и эркеров уже в духе MVRDV. Прием вроде бы тот же, но конфликт острее: низ – регулярность, верх – хаос, низ – город, верх – деревня, при этом низ – старое, а верх – современное. Отдельную же изюминку «куче» придает метафорический подтекст, изящно расшифрованный Бартом Голдхорном. А дело в том, что находится дом прямо за стадионом. «Спорт – модель удачи, везения, судьбы. Главное в спорте – непредсказуемость в рамках системы фиксированных правил: никто не знает, чем все это кончится, но все знают, как это будет происходить. Нижняя часть здания выражает правила, хаос верхней части (куча) – игру. Контекстуальная архитектура – это не когда копируются формы или масштаб. Это когда из формы подсознательно возникает смысл».

Здесь же, в Гнездниковском, никакого такого смысла не возникает. А все упомянутые аллюзии на конструктивизм – не более чем декорация. Непонятно какое отношение имеющая к южнокорейской фирме и к этому месту, а своим преувеличенным масштабом неприятно перекликающаяся с бронзовыми фонарями на фасаде нового МХАТа. Которые, хоть и призваны были напомнить о светильниках МХАТа старого и придать новому некую интимность, с задачей своей категорически не справились.

Не прожив в этом здании и пяти лет, в декабре 2001 года «Самсунг» продал его за 25 млн. долларов международному паевому фонду Capital Investments L.L.P. К этому времени бизнес-центр был заполнен на 98%, а среди его арендаторов были такие серьезные компании как Banque Nationale de Paris, Bank of America, Banco Bilbao de Viscaya Argentaria, Rolls Royce International. Продажу вполне прибыльного объекта «Самсунг» объяснил тем, что управление бизнес-центрами не входит в профессиональную деятельность группы.

Николай Малинин

мнение архитектора

Андрей Боков:

Это дом, наделенный чертами некого градоподобия. У него есть верх-низ, внутренние улицы, центральная площадь, башня и прочие атрибуты города.

Из лекции "Кредо"

мнение критики

Григорий Ревзин:

В этом году один из соискателей соответствует тому же уровню. Это Андрей Боков, у которого свой и очень нетривиальный почерк. С одной стороны, он любит острые авангардные высказывания, ему принадлежит первая в России деконструкция (проект музея Маяковского на Лубянке), а с другой — сторонник очень корректных отношений с городом, в котором его здания не должны выделяться. Это творчество под знакомым лозунгом: «Я сам себя душу, становясь на горло собственной песне».

Лучшим выражением поэтики самоудушения стали его конкурсные предложения последнего года — на остров напротив храма Христа Спасителя (этот конкурс он выиграл) и на Боровицкую площадь. В обоих случаях в руинизированной застройке возникали мостики-переходы, прошивавшие здания, как спицы аппарата Елизарова для сращивания сломанных костей. Ткань остается живой, даже выздоравливает, но в ней появляются некие имплантанты высоких технологий.

Здание, выдвинутое на госпремию (офисный центр «Самсунг» в Гнездниковском переулке), того же сорта. Внизу — лаконичный объем, вверху — всякое буйство и деконструкция кровли до состояния инженерных джунглей. Правда, в этом здании поэтика Бокова проявилась простовато. Оно напоминает образ Бориса Немцова: в строгом костюме, но с бурной растительностью на голове. Эффектно, но банально.
 
Григорий Ревзин. АРХИТЕКТОРЫ СТРЕМИЛИСЬ СОХРАНИТЬ ПРЕСТИЖ ГОСПРЕМИИ. «Коммерсант», 4 февраля 1999

ваше мнение