Салон «Мерседес» на Волгоградском проспекте
Проектная организация: Мастерская Асадова
наше мнение мнение архитектора мнение критики ваше мнение




Салон «Мерседес» на Волгоградском проспекте




Салон «Мерседес» на Волгоградском проспекте


Салон «Мерседес» на Волгоградском проспекте


Салон «Мерседес» на Волгоградском проспекте

Салон «Мерседес» на Волгоградском проспекте


Салон «Мерседес» на Волгоградском проспекте

Торгово-сервисный центр «Авилон» компании «Мерседес-Бенц»
Волгоградский проспект, 43
Проектировщик: «Моспроект-2», мастерская № 19
Архитекторы: Александр Асадов, Андрей Асадов
Инженер: Александр Небытов
Конструкторы: Нодар Канчели, Евгений Владимиров
Генподрядчик: ЗАО «Сетьстрой»
Заказчик: «Нью-Йорк Моторс – Москва»
Площадь: 7100 кв.м
2001 – 2002 

наше мнение

Хотелось бы со всей ответственностью заявить: это здание - первый в Москве хай-тек.
Но поскольку претендентов на это звание много, то сначала придется разобраться с тем, что вообще такое «хай-тек».
Этим словом в России называют все подряд, стоит навесить на дом пару стальных панелей. Но железная медуза на косухе с Черкизовского рынка – еще не versace. Металл - действительно фирменный материал хай-тека - как и стекло. Но если брать в расчет только материалы, тогда самый чистый его образец – Хрустальный дворец Джозефа Пэкстона. Лондон, 1851 год.
Хай-тек – это искусство как производная от технологий. И важны тут оба слова. Ведь как искусство может быть без технологий (конструктивизм, например), так и технологии могут быть без особого искусства: взять модернизм 60-х годов. Стеклянные коробки со стальным каркасом были, конечно, новым словом в строительстве, но их унылая технократичность радовала только физиков, лирики - скучали. Хай-тек же это именно художественное осмысление технологий, почти театральная демонстрация их возможностей, превращение здания в аттракцион.
Забавно, кстати, что у нас термин «хай-тек» звучал всегда сладко и мечтательно. Тогда как в Европе он долго воспринимался иронически и от него поначалу все открещивались. Он и родился от двух семантически противоположных терминов. «High style» - это «высокий стиль», то есть, нечто изысканное и уникальное, а «technology» - совсем иной коленкор: типичное и конвейерное.
Наконец, философия, без которой стиль невозможен. Но тут есть проблема. У хай-тека никогда не было идеологии, теоретиков, журнала. Советские критики так и писали: хай-тек, мол, есть орудие транснациональных корпораций. И действительно, он не расцветал где-то в одном месте. Хотя можно сказать, что англичане (Фостер, Роджерс) придумали, французы (Нувель) возвели в культ, американцы (Гери) превратили в товар. Поэтому точнее сказать, что хай-тек – это не философия, а, скорее, мироощущение.
Складывается оно из двух почти противоречивых настроений. С одной стороны, это все то же упоение прогрессом, культ новых материалов и технологий. Но в постиндустриальном обществе идея поступательного движения перестала быть определяющей. Мир разочаровался в прогрессе, от которого одни несчастья. Поэтому паралелльно возникает ирония, которая сначала выражается как гротеск, почти барочная избыточность, а потом как легкость, временность, ликвидность. Архитекторы прекращают педалировать техногенную составляющую хай-тека, возникает экологическая альтернатива. И здесь, с первыми опытами бионической архитектуры (пузыри Гримшоу, Кука и Каплицкого, кривули Спайбрука, Рашида и Захи Хадид) хай-тек вроде как кончается.
Конечно, он не умер. Высокие технологии будут в архитектуре всегда. Также, как металл и стекло. И Фостеру, которому хоть и стукнуло 70, вряд ли надоест упражняться в изобретении еще более плавных форм. И лезть все выше в небо архитектура будет по-прежнему: не успеет Шанхай построить «самый высокий в мире небоскреб», как ему тут же отвечает Гонконг. Но неотступно ощущение, что свежие шедевры – они все-таки про другое.
Вопрос о том, можно ли считать хай-тек стилем, по-прежнему открыт. Но это вопрос о том, что вообще такое «стиль», и как это понятие меняется со временем. Конечно, 30 лет хай-тек не чета трем векам готики, но в ХХ веке год идет за десять, а по степени новаторства они вообще близнецы-братья. Впрочем, некоторые полагают, что хай-теку 50 лет: в 1949 году супруги Имзы заказали по промышленному каталогу готовые детали и собрали в Санта-Монике свою студию. Другие ведут отсчет от парижского дома доктора д`Альзаса (открытый в интерьер стальной каркас, 1932), третьи - от Хрустального дворца.
Можно еще сказать, что хай-тек – не чистый стиль, потому что он сливается с неомодернизмом, деконструктивизмом, минимализмом... Бильбао Фрэнка Гери числят по ведомству второго, хотя титановые облатки и компьютерные программы, позаимствованные у авиастроителей – чистый хай-тек. А BMW Захи Хадид в Лейпциге – наоборот: вроде все про хай-тек (машины, метафоры скорости, движения), но материально – совсем не хай-тековский бетон. А Андрей Иконников, главный русский знаток ХХ века, разделяет ранний хай-тек 80-х годов (иронический, только изображающий высокие технологии) и хай-тек 90-х, использующий оные по-взрослому.
Тем не менее, стилевые признаки у хай-тека однозначно присутствуют. Я насчитал 14.
Романтизация техники с подчеркиванием ее возможностей: увеличение высоты здания, площади остекления, ширины пролетов, утоньшение несущих конструкций. Аэропорт Чек Лап Кок Нормана Фостера – самое большое перекрытое пространство в мире (500 тысяч кв. м), его же Коммерцбанк во Франкфурте долго был самым высоким зданием в Европе (297 метров), а банк в Гонконге считался еще и самым дорогим зданием Азии.
Но при всей любви к рекордам в хай-теке нет, как в классическом модернизме, упоения индустриальной стороной архитектуры. Нанизывать один за другим одинаковые этажи ему неинтересно. Даже если это небоскреб, то редко коробка. План его треугольный, круглый, овальный (Токийский культурный форум Рафаэля Виньоли – и вовсе чечевица), а силуэт – затейливый, как, например, у банка Пея в Гонконге, напоминающего змею-головоломку.
Не только планы, но и формы хай-тековских зданий обретают плавность. Любимая его тема - криволинейные оболочки. Аэропорт Кансай Ренцо Пиано изображает своей крышей набегающие волны прилива (даром что на берегу моря), а телецентр в Мехико (TEN Arquitectos) – наверное, волны эфира. Вокзал Ватерлоо Николаса Гримшоу – это плавный изгиб состава при повороте, а научный центр в Бремене (Томас Клупм) – не иначе как расщепляющийся на глазах атом.
Природе хай-тек следует не только в смысле формы, но и в смысле изменчивости. Самый яркий образец трансформируемой архитектуры - Институт Арабского мира в Париже (Жан Нувель), чей фасад, составленный из диафрагм, меняется в зависимости от освещенности. Другой вариант: заменяемость фрагментов. В здании страховой компании «Ллойд» Ричард Роджерс вынес лифтовые шахты наружу, объясняя это тем, что они износятся быстрее, чем все остальное.
От природы хай-тек берет и другие оригинальные идеи жизнеобеспечения: в офисе компании «Свисс-эйр» (Норман Фостер) остроумная система вентиляции решена за счет шишкообразной формы здания. Использование ресурсосберегающих технологий – отдельный идефикс хай-тека. И это не только привычные уже солнечные батареи – хотя и они становятся важной частью архитектурного образа: например, у Макото Ватанабе (туристический центр в японской Гифу). Хитроумно устроены зеркала в куполе Рейхстага: принимая солнечный свет, они перенаправляют его в зал заседаний парламента.
Природа как таковая тоже непременно присутствует в архитектуре хай-тека – в виде зеленых крыш, зимних садов, озеленения фасадов. Часто эта экологичность отдает плакатностью, но в любом случае работает как контраст, эффектно оттеняя сверкание металла. Другим объектом контраста может выступать старая архитектура – именно на этом приеме сделаны Фостером Рейхстаг и оперный театр в Лионе.
Ну, а сам хай-тек всячески прокламирует как новейшие материалы (титан, цинк, тефлон), так и новейшие технологии: музей в Бильбао, например, проектировался по компьютерным программам, позаимствованным у авиастроителей. А вот традиционным материалам – камню, кирпичу, штукатурке – хай-тек говорит жесткое «нет». Впрочем, в 2000 году все тот же Роджерс сделал первый шаг к природе: он не только ввел в набор фирменных материалов дерево, но и обшил им вполне бионические коконы залов Дворца правосудия в Бордо.
Хай-тек – это не только материалы, но и оригинальные способы их соединения. Видно это не всегда, поэтому хай-тек старательно подчеркивает то, что можно увидеть (узлы и стыки), а также то, что символизирует конструктив, делая акцент на клепках, болтах, гайках – то есть, на тех элементах, которые оче-видно держат здание. А также на тросах и проводах, которые буквально вибрируют, демонстрируя напряжение – как, например, в лаборатории Шлюмберже (Майкл Хопкинс) или в гольф-клубе Кена Янга в Куала-Лумпур.
Хай-тек вообще эксгибиционист: он с удовольствием показывает не только из чего сделано здание, но и как оно сделано. Отсюда - обнажение каркаса: вынесение несущих конструкций наружу, за пределы фасада (кстати, это было и в готике: держащие распор контрфорсы и аркбутаны). Ярче всех, как всегда, у Фостера: банк в Гонконге и терминал аэропорта Стенстед. Еще дальше (при этом – еще раньше) пошли авторы центра Помпиду, вынеся за пределы фасада не только конструкции, но и коммуникации.
Кроме того, Роджерс и Пиано раскрасили все эти трубы в яркие цвета. В этом была не только ирония над знаком и означаемым, но и «привет» промархитектуре, откуда хай-тек родом. Кстати, именно хай-тек вернул цвет в архитектуру: до этого она или угрюмо серела или пафосно белела. Красный цвет отработал Массимилиано Фуксас (Европарк в Зальцбурге), зеленый – Стивен Холл (галерея в Амстердаме). Позволив себе яркие краски, хай-тек превратил здания в игрушки – такие же, впрочем, необходимые солидному мужчине, как автомобиль, пистолет или зажигалка zippo.
Поиграв, игрушку можно и выкинуть: это ощущение временности, разборности тоже важно в хай-теке. Он не заточен на вечность, он готов идти в утиль как вышедшая из моды машина. Купол тысячелетия Роджерса в Гринвиче строился как временное сооружение: здесь прошло несколько выставок, потом на тефлоновую крышу упал Джеймс Бонд («И целого мира мало»), после чего применение зданию находят с трудом, и, видимо, скоро снесут. А «Инфобокс» Шнайдера и Шумахера уже снесли. Хотя это было лучшее здание Потсдамер-плац.
Хай-тек вообще быстро стареет – и не только в смысле актуальности идей. Те же диафрагмы в институте Арабского мира давно уже работают через раз. С фостеровской мэрии обвалилось несколько стеклянных панелей. Мост Миллениум закрыли сразу после открытия: вибрировал (потом, правда, починили). В плимутской постройке Николаса Гримшоу обнаружили сульфид никеля (эту проблему потом назвали «рак стекла»). Корродирует музей в Бильбао, а у Нувеля вообще все вечно подтекает или ломается.
Эти огрехи – законная расплата за риск. Но важно, что хай-тек отдает себе отчет в тщете своих усилий. При всем восторге перед новыми возможностями, ирония по поводу технического прогресса звучала в нем всегда. Я бы даже сказал, они были неразрывны: радость инженера и сомнение художника. Ведь чуткий художник прогрессу, как правило, противостоит, прозревает в нем беду. О том, к чему приводят мечты, проговариваются пугающие оболочки Конгресс-центра в Берлине Ральфа Шюлера или офиса фирмы Ecco в Риме (Джузеппе Лафуэнте). Оба они похожи на железных динозавров. А у Сантьяго Калатравы вообще все постройки напоминают гигантские скелеты: будь то Городок культуры и науки в Валенсии или аэропорт в Бильбао.
Такого рода барочная избыточность была свойственна раннему хай-теку. Постепенно она сменилась нонспектакулярностью, сохраняя при этом идею здания-аттракциона. Таков Фонд Картье Жана Нувеля - самое прозрачное здание в мире. Здесь стен нет вообще, а есть одни только окна. Сфотографировать дом невозможно: внешняя оболочка исчезает, растворяясь в воздухе, а природа входит внутрь: парк становится интерьером. Исчезает само понятие интерьера как замкнутого пространства - и это блестящая метафора современного искусства, которое здесь показывают: оно точно так же раскрыто миру, из мира черпает и миру возвращает (хотя мир в это, как правило, не врубается). В какой-то степени эта близость хай-тека с современным искусством и позволила ему войти в историю как оригинальный стиль.
А теперь – о русском хай-теке.
У него история тоже богатая. Начался он с башни Татлина, где каждый этаж вращался со своей скоростью. Потом Яков Чернихов нарисовал всю его будущую историю. Потом ввинтился в небо Шухов, завис над рекой Крымский мост – и обрыв на 20 лет. Затем - метромост, Останкинская башня, и все опять заглохло. К Олимпиаде построили гостиницу «Космос», да и то с французами.
Потом, в конце века, когда на западе хай-тек уже отцвел, мы бросились вдогонку. Начинали с малого: камины Алексея Козыря, сейфы Влада Савинкина, интерьеры Бориса Левянта. В таких масштабах удержать чистоту стиля было возможно. А стоило масштаб увеличить – облом. «Голубой кристалл» Академии народного хозяйства на Юго-Запада построили, но так и не открыли: стоит гниет. Дом музыки открыли, а там акустика ни к черту. Аквапарк, успев попасть в атлас мировой архитектуры Phaidon, рухнул.
Нет, хай-тек, конечно, есть, но как-то фрагментарно. Есть небоскребы из стекла и металла (отель «Красные холмы», «Башня 2000» в Сити), есть здания почти круглые, а также с загогулинами (Дом музыки, галерея «ZAR», «Нижегородский пассаж»), есть криволинейные оболочки (торговый центр «Европарк», «дом-пингвин» на Брестской), есть радикально накренившиеся стены (магазин «Квадро»), есть яркие краски (торговые центры «Калужский» и «Панорама»), есть новые материалы (медный «Коппер-хауз»), есть почти прозрачные объекты (кубик с лифтом в развлекательном центре «Типография», жилой дом «Панорама»).
Но все это хай-тек с оговорками. У «Башни 2000» самые, наверное, толстые в мире стены: там даже мобильники не брали, пока на каждый этаж по три антенны не поставили. В круглый «ZAR» сзади врезан ужасный сарай. «Нижегородский пассаж» так уделали рекламой, будто хотели весь хай-тек поскорее избыть. У кривого «Европарк» внутри все прямое, в интерьерах «Квадро» идея наклона заглохла, а в «Типографии» лифт что-то не ездит.
Хай-тек же – это когда есть все и разом: и концепт, и материалы, и качество. А у нас как? Архитектор придумает, но заказчик в последний момент зажмотится. Заказчик расщедрится – строитель все испортит. Строитель постарается, но окажется, что инженер просчитался. А еще хай-теку обязательно нужен четвертый участник: дворник. Светопрозрачные перекрытия атриумов, которые так популярны сейчас в Москве, можно, конечно, в ясный солнечный день принять за хай-тек, но когда они завалены снегом по самые уши – кажется, что ты рыбка в грязном аквариуме.
Конечно, самый простой ответ такой: хай-тек это очень дорого. Каждый дом Фостера стоит как космический корабль. Обеспечить полноценный хай-тек может только такой заказчик, который нуждается в нем не как в красивом слове, а как в естественном продолжении своего бизнеса. Именно таким заказчиком стал «Даймлер-Крайслер». Благодаря которому в Москве и появился первый по-настоящему хай-тековский дом.
Сервисный центр «Мерседеса» на Волгоградском проспекте отвечает как минимум половине вышеприведенных признаков хай-тека. Здесь есть и необычный план (в виде круга), и еще более необычный объем (перевернутый конус), и прозрачность, и яркие цвета, и нестандартные конструктивные ходы. Но кроме того, он полон и оригинальных решений: наклонные стены, перекошенная крыша, фирменная звезда в ней и общее впечатление, будто с неба упала ракета и ушла наполовину в землю.

Николай Малинин. ГЛАМУРНАЯ КАСТРЮЛЬКА. «Новая модель, 2002, № 6 

мнение архитектора

Проект Мерседес-Бенц Центра разработан в соответствии с корпоративными стандартами компании «Даймлер-Крайслер» и включает в себя три зоны: демонстрационный зал, зона сервиса и офисно-складские помещения. Зал представляет собой единый круглый объем, на 3 уровнях которого экспонируются автомобили. Загрузка машин производится с помощью стеклянного лифта в центре зала, над которым устроен фонарь верхнего света в виде трех-лучевой звезды – символа компании. Зона сервиса включает в себя ремонтный цех на 30 машин, мойку, агрегатный и моторный участки. К ней примыкает склад запчастей и аксессуаров, над которым располагаются офисы, кафе для клиентов, столовая и раздевалки для персонала.

Страничка здания на сайте мастерской Асадова:
http://asadov.ru/!buildings-rus.htm

Александр Асадов:

Пространство - вот, видимо, ключ. Пространство - это ОБЪЕМ. Но объемы-то все разобрали! Прямоугольник проектировать бесполезно. Кубы, пирамиды, шары - все разобрано. Правда, конус еще маловато используют. Попробуем сделать конус, но, чтобы его никто не узнал, перевернем вверх ногами! Правда, и он начинает куда-то падать, лететь...

Из лекции «Кредо»
http://asadov.ru/!studio-rus.htm

Архитектор Андрей Асадов:

- Была - лужайка перед автомобильным колледжем. «Банка» же получалась по общей композиции. А по форме - опрокинутый конус, на котором висят перекрытия. Там три функции: салон, торговый центр, офисы.
Генподрядчиком был тот же человек, который заказывал нам стоматологическую клинику на Новом Арбате, он и порекомендовал нас заказчику. Тот был представителем  «Форда», а теперь еще и дилер «Мерседес-Бенца». Он и название придумал. Звучит эффектно - «Авилон»! - хотя всего лишь его инициалы. Заказчик жесткий, сроки были дикие, но вроде справились. Объект был сделан за 9 месяцев - от нуля до открытия. Проект же сделали в три месяца.
Задача стояла так: «Придумать что-то интересное». Главных фишек три: наклонные стены, перекошенная крыша (чисто для динамики), звезда в крыше. Без звезды было как-то грустно. А в результате она оказалась крупейшей материализованной эмблемой «Мерседеса». А сам центр - крупнейшим в Западной Европе.
Мы знакомились с образцами, ездили по Германии. Важно было понять, в чем заключается корпоративная стилистика. Тут несколько позиций. Деление центра на три зоны: демонстрационный зал, сервис, офис со складом. Сплошное остекление. Синие колонны с капительками кольцами. Три главных цвета: голубой, оранжевый, желтый. Открытость конструкции в интерьер.
Правда с последним в России известные сложности: промерзает. Поэтому мы балки утепляли. И вообще концепция в основном наша. Мы же настояли, что и интерьеры сделаем сами. Лесенки у нас подинамичнее, чем у «Мекано» в Дельфте, не обжимали косоурами, ступеньки так и летят. Хотя в целом интерьер, конечно, менее оригинален. Но изящен.
Внутри сначала думали сделать спиральный пандус, как у Фостера в Рейхстаге. Но получался слишком крутой подъем. Поэтому нанизали этажи. Пришлось заказать лифт. Потолок подшит, но зато держится на тех самых капительках.
В процессе работы к нам присоединился Нодар Канчели. Дело в том, что хотелось сделать вещь легкую, ажурную, но это очень трудно рассчитать. Тут и так все на пределе прочности. Другой бы конструктор сделал толще или сказал бы, что вообще так нельзя. Столики держатся на балках (все железное), а залито бетоном. Суть именно в том, что балки наклонны, но держат!

Из интервью Николаю Малинину 

мнение критики

Евгения Микулина:
 
«Мерседес» в России - государственный автомобиль: на нем ездит вся президентская рать. Теперь спецмашине построили сверкающий сервисный центр из стекла и металла.
Новый салон и сервисный центр компании «Мерседес-Бенц» под романтически-рыцарским названием «Авилон» построил архитектор Александр Асадов. В свое время он был первым в России пропагандистом архитектуры хай-тек. Естественно, его вдохновила задача построить здание - символ автомобиля «мерседес», который сам по себе - чудо высоких технологий. Работы были закончены в ударные сроки - меньше чем за год.
Все признаки асадовского стиля налицо: это стеклянный «стакан» с наклонными стенами. Внутри - несколько консольных этажей, навороченный прозрачный лифт и множество тонких металлических опор. Надо всем этим — огромный фонарь верхнего света в форме мерседесовского логотипа - звезды. Благодаря ей здание нового салона превращается в огромный рекламный стенд: самый большой в Восточной Европе сервис сияет самой большой фирменной звездой. Архитектурный образ оказывается на службе «интересов мирового капитала» и - с учетом политического значения «мерседеса» - на государственной службе.
 
Евгения Микулина. ЗВЕЗДА ГЕРОЯ. «Architectural Digest», 2002, N4
  
Андрей Ягубский:
 
Трехконечная звезда, ставшая эмблемой Mercedes-Benz, означает три стихии, подвластные машинам концерна, - воздух, воду и землю. Эта идея воплощена и в архитектуре здания нового торгового центра, только что построенного в Москве и напоминающего внешне хрустальный флакон, предназначенный скорее для хранения драгоценных амброзии, чем для размещения современных автомобилей.
На пустынном Волгоградском проспекте, среди покрытых копотью, отживших свой век фабричных корпусов и старых бензоколонок возник суперсовременный дилерский центр Mercedes-Benz «Авилон». Он стал крупнейшим в Восточной Европе и был построен за невероятно короткий срок - 9 месяцев. Процесс проектирования не был еще окончательно завершен, а рабочие уже начали возводить фундамент. Стройка шла в духе первых пятилеток советской власти, а сам центр напомнил лучшие капиталистические традиции. Немцы признали, что «Авилон» - первый выдающийся архитектурный объект в этой области, отвечающий всем современным требованиям (архитекторы А. Асадов и А. А. Асадов, инженер А. Небытов).
Представьте себе перевернутый усеченный конус: большее в диаметре основание стало крышей, а меньшая площадь - полом. Именно так и выглядит выставочный зал. Опоры держат кровлю круглых металлических колонн, наклоненных под углом семьдесят пять градусов. К ним, посредством узких металлических выпусков, подвешены перекрытия второго и третьего этажей. Снизу может показаться, что верхние площадки выставочного зала, со стоящими на них автомобилями, парят в воздухе (конструкторы Н. Канчели и Е. Владимиров). Сначала планировали экспозицию демонстрационных залов расположить на пандусе, сделанном в виде спирали и соединяющем первый этаж с последним. Но оказалось, что диаметр круглого помещения мал, в результате чего пандус получался слишком крутым. Тогда архитекторы нашли решение, в корне изменившее весь облик здания. Машины выставили на плоских круговых балконах. Поднимаются туда они с помощью стеклянного лифта, кабина и механизм которого стали самыми заметными элементами интерьера.
Покупка машины превращается в своеобразное театральное действие. Вы поднимаетесь на балкон, где выставлены последние модели «Мерседесов», и выбираете «машину своей мечты». Затем она торжественно помещается в хрустальную кабину лифта и медленно опускается на первый этаж. Не хватает только торжественной музыки Вагнера. В центре демонстрационного зала - бассейн, в котором плавают японские карпы Кио. Прямо из воды берет начало прозрачная конструкция лифта, и здесь же установлен вращающийся подиум, на котором красуется старинный «Мерседес» 1937 года выпуска, вывезенный из Прибалтики. Он символизирует собой преемственность традиций, ведь история фирмы началась еще в 70-х годах прошлого столетия, когда технический директор фабрики газовых двигателей Deutz Готлиб Даймлер понял, что изобретенный им двигатель внутреннего сгорания перевернет мир. Право назвать новый автомобиль именем своей дочери выторговал у директора концерна консул Австро-Венгрии Эмиль Елинек. Удобные кресла первого этажа, салон красоты, небольшой ресторан с летней верандой... Центр поделен на три зоны - демонстрационный зал, сервисную часть и склад. Снаружи здание окрашено в типичные для компании цвета - серебристый и темно-синий. Внутри архитекторы отдали предпочтение ярким краскам - оранжевой, желтой, голубой, создающим вместе солнечную, приподнятую атмосферу. По желанию заказчика архитекторы заменили сдержанные тона, предусмотренные проектом в офисных помещениях, более радикальными.
Одним из аттракционов сервисного помещения стала привезенная из Канады полностью автоматизированная мойка. Хозяин автомобиля может наблюдать через стеклянную витрину, как робот приводит в порядок внешний вид «четырехколесного друга». Вся операция протекает без участия человека. Автомобиль установлен на самодвижущейся платформе, после обработки щетками его сушат мощной струей воздуха. С помощью элементов ландшафтного дизайна сугубо техногенному интерьеру прибавили жизни. Небольшие площадки внутри помещения и внешние балконы украшены газонами и экзотическими растениями. Архитекторы виртуозно решили проблему обычно безликого потолка крупных технических построек. Для увеличения освещенности был использован фонарь верхнего света в виде трехлучевой звезды, вмонтированный в центр кровли. Это придало зданию некоторую романтичность. Позади сверкающего своими хай-тековскими гранями центра спряталось невзрачное здание Московского автодорожного института. Возможно, здесь, за учебным компьютером, трудится российский Готлиб Даймлер, способный совершить прорыв в безнадежной отечественной автоиндустрии.
 
Андрей Ягубский. ТРИ СТИХИИ, ПОДВЛАСТНЫЕ МАШИНАМ. «Штаб-квартира», 2003, № 2 (6)

Журнал «Mercedes»:
 
3 октября 2002 года в Москве на Волгоградском проспекте состоялась церемония открытия нового центра партнерского предприятия ЗАО «Даймлер-Крайслер Автомобили РУС» по марке Mercedes-Benz «Авилон». В присутствии многочисленных именитых гостей глава представительства концерна «Даймлер-Крайслер» АГ в России и генеральный директор ЗАО «ДаймлерКрайслер Автомобили РУС» Герхард Хильгерт объявил об открытии самого большого и современного центра Mercedes-Benz в России. Своим вниманием торжественную церемонию почтили не только представители концерна «Даймлер-Крайслер» АГ в лице д-ра Венцеля Вебера, директора по продажам и маркетингу легковых автомобилей Mercedes-Benz в странх Центральной Европы, СНГ, Ближнего и Среднего Востока и Африки, и руководства ЗАО «ДаймлерКрайслер Автомобили РУС», но и известные политические деятели и бизнесмены, а также представители средств массовой информации. В салоне во время презентации вниманию гостей был представлен весь модельный ряд Mercedes-Benz - от А-класса до эксклюзивных экземпляров в исполнении AMG, а также олдтаймер Mercedes-Benz 1934 года выпуска и два автомобиля Maybach, выпущенные в 1939 г. На первом и втором уровнях здания в течение всей церемонии транслировался видеофильм об этапах строительства центра «Авилон». Классический оркестр гармонично дополнял атмосферу праздника.
После выступления официальных лиц и гостей начался фейерверк, и присутствующие были приглашены в банкетный зал на фуршет, где в течение всего праздника играл Государственный джазовый оркестр России под руководством народного артиста Олега Лундстрема.
Примечательное в архитектурном отношении и оригинальное по части интерьера здание центра «Авилон» строилось по оригинальному проекту архитектора Андрея Асадова при участии Николая Прудникова, отвечающего за соблюдение корпоративного стиля партнерами Mercedes-Benz. Именно при строительстве «Авилова» архитектурное решение было полностью согласовано с новыми требованиями дизайна марки и стало новым словом в оформлении демонстрационных залов. Это касается, в частности, гармоничного использования стекла и металла, оригинальной цветовой палитры, тонального акцентирования сегментов здания в зависимости от их назначения и стилеобразующих элементов дизайна. Строительство нового центра продолжалось 9 месяцев.
В открывшемся центре автомобили располагаются на трех уровнях. Перемещение автомобилей между уровнями осуществляется при помощи специального гидравлического лифта особой конструкции. Демонстрационный зал нового центра размещен по периметру внутреннего пространства на всех этажах здания. В центре зала на подиуме расположились новейшие модели. Помимо автосалона и зоны технического обслуживания клиенты смогут посетить Мерседес-кафе и салон красоты.
Новый центр будет осуществлять продажу новых и подержанных легковых, внедорожников, грузовых, бронированных автомобилей марки Mercedes-Benz из автосалона и на заказ; все виды сервисного, технического и гарантийного обслуживания на более чем 30 постах, продажу оригинальных запасных частей и аксессуаров, а также оказывать ряд дополнительных услуг, в том числе страхование, кредит, прокат и лизинг автомобилей.
С открытием центра «Авилон» воплощается в жизнь новый подход Mercedes-Benz к дизайну дилерских предприятий - оригинальное архитектурное решение, построенное на большей визуальной открытости. В настоящее время ни у одного автопроизводителя таких дилерских объектов нет. У Mercedes-Benz на очереди новые партнерские предприятия в столице и российских регионах, которые будут выполнены в новом стиле.
 
Новый стиль Mercedes-Benz. Журнал «Mercedes», 2002, N3

ваше мнение