Адрес: Большой Лёвшинский переулок, 9/11
Архитекторы: Илья Уткин, Михаил Чирков; при участии: Сергей Киселев, Ольга Марченко («Сергей Киселев и партнеры»), Дарья Николаева, Екатерина Пересветова, Валерий Феногенов («Студия Уткина»)
Скульптура на фасадах и в интерьере: Алексей Сторожев
Мозаичные панно первого этажа: Иван Шаховской
Конструктор: Игорь Шварцман
Заказчик: ЗАО «Инвестстрой»
Инвестор: «КВ-Инжиниринг»
Подрядчик: CONIP (Загреб)
Проектирование и строительство: 2001 - 2003
наше мнение
Уткин построил дом. И это главное.
А дело в том, что один из самых талантливых русских архитекторов довольно долго имел в багаже лишь две скромные постройки - интерьер ресторана «Атриум» и портал центра керамики в Голландии. При всем том мир Уткина огромен и прекрасен. Это и «бумажная архитектура», одним из лидеров которой (в содружестве с Александром Бродским) он был, и фотография (за которую получил «Золотого льва» Венецианской биеннале), и сценография (дивная «Золушка» в Мариинке), и студенты (в том числе собственные дети), и тексты (что для архитектора большая редкость). В текстах Уткин предстает романтическим ретроградом, ценителем не только архитектурной, но вообще всяческой старины, а также яростным врагом современной архитектуры (чье засилье он так и назвал: «Час монстра»).
Казалось бы, обожающая старину московская власть должна была задействовать Уткина на полную катушку. Но именно то, что этого не происходило, обнажает довольно тонкую грань между «классикой» от «Моспроекта» и классикой от Уткина. Вроде бы там колонны, тут колонны, там пилястры, тут пилястры... Но, как ни смешно, среди сотни московских новостроев, косящих под классику, невозможно найти дом, от которого бы исходило вот это ощущение подлинности, серьезности, пропорциональности. В каждом здании обязательно есть какой-то брак, какая-то постмодернистская нелепость. То колонны тощи как макароны, то мансард навалено, как перхоти, то штукатурка облезает, как крымский загар. Казалось бы, чего проще? Собрал четкий объем, срисовал детали у Палладио, материал подобрал правильный. Никакой тебе запары, никакой либескиндовщины. Так ведь не выходит!
Уткин же не играет с классикой, не шутит, он ее просто делает. Она идет из него органично и сильно потому, что он такой и есть (см. выше). Другой вопрос, что классика эта несколько непривычная. Не московская, добротная и привольная, не питерская, строгая и холодная, а, скорее, венецианская. Яркая, густая, смачная, натуральный Ренессанс. И только такой «венецианский» дом можно было построить на этом тесном перекрестке. Конечно, верхний этаж кажется лишним (как и переусложненное сочетание колоннады с бельведером, а особенно его «уши»), но издержки неизбежны: все-таки это палаццо не для синьоров, а для пацанов, а куда ж они без пентхаусов?
Но как в Венеции любая архитектурная несообразность тонет в водах каналов, гомоне красок, складках белья, короче, в хаосе жизни, так и этот дом искупает все огрехи своей удивительной для класики живостью. Его плоскости густы, заполнены (но не переполнены) деталями, ритм внятный, кирпич сочный, и даже бельведер занимает в этой игре достойное место. И дело даже не в том, что он фиксирует угол и служит ориентиром, а в том, что он абсолютно органичен в этой тектонике, начинающейся рустом (несколько менее брутальным, чем планировал автор) и заканчивающейся остекленными галереями и легкой колоннадой.
Здесь нет деталей ради деталей, все они - часть ритмической организации дома. Это вам не Квинлан Терри с его грубовато-назойливыми цитатами, и не Роберт Адам со стеклопакетами без переплетов. Здесь все честно и чисто. При этом Уткин не цитирует ничего конкретного, а передает дух классики. Звучит здесь и неоклассицизм начала века (трехпролетные арки со сплошным остеклением), и сталинская классика (развитый карниз на эффектных кронштейнах), и любимая венецианскими зодчими тема глухой стены с редкими окошечками (этот торец, выходящий к Садовому кольцу, вообще самое красивое, что есть в доме).
Но главное, что это здание решает столь важный в безнадежно коммерциализировавшемся мире нашей архитектуры вопрос: «Возможен ли настоящий классический дом высотой в семь этажей?» Возможен. В конце концов, к особняку Ладыженских, что напротив, тоже третий этаж надстроили, да еще и окна во фризе прорубили, и ничего - памятник архитектуры.
Малинин Николай. ПАЛАЦЦО ДЛЯ РАГАЦЦИ. Илья Уткин. Жилой дом в Лёвшинском переулке. «Штаб-квартира», 2002, № 10
мнение архитектора
Страничка здания на сайте мастерской Уткина:
http://www.ilyautkin.ru/postroyki/postroyki_1995-2005/Levshinsky_2002_2004_image/Levshinssky_per.htm
мнение критики
Владимир Седов:
Здания чаще всего говорят своей архитектурой какую-нибудь одну фразу: «я функциональное», «я богатое», «я традиционное», «я прогрессивное» или даже «я социально ориентированное». Смысл этой фразы чувствуют многие, но произнести после осмотра могут не все, хотя он смутно ощущается. Эту фразу архитектор ищет в первом наброске, в проработке объемов и в бесконечной игре с деталями. Она, эта фраза, сказана каким-то языком (это стиль), какими-то звуками (это формы) и в каком-то контексте (это городская среда), который, чаще всего, и определяет характер фразы.
Жилой дом, спроектированный Ильей Уткиным, стоит в самом центре Москвы, внутри Садового кольца, на углу Большого и Малого Левшинских переулков. Напротив стоит особняк XVIII века со скругленным углом и ампирными домами, через другой переулок – постконструктивистский дом с двором-садом, а рядом, впритык по Малому Левшинскому – доходный дом в стиле неоклассицизма начала XX века. Окружние сложное, переулки между Арбатом и Пречистенкой все еще очень «живые», и тут подход, применяемый архитекторами для района Остоженки (ласковое, «средовое» подавление всего старого новым, приводящее к созданию новой среды) просто невозможен. Возможны для арбатских переулков эпатирующие жесты, борьба не только с пространством, но и с окружением, что демонстрирует только что построенный и почти соседний с домом Уткина ультрасовременный жилой дом в Малом Левшинском переулке, спроектированный архитекторами из группы «А-Б». Этот же дом своим стилем показывает и путь создания очень дорогого жилого дома в современной манере – через архитектурный и художественный жест, превращающий здание сразу в достопримечательность. На одном полюсе таких жестов будет модернистский дом группы «А-Б», а на другом – постмодернистский дом-яйцо Ткаченко. Это крайние решения, количество которых будет, на мой взгляд, возрастать. Возможны, и даже приветствуются критикой, более сдержанные «ходы»: в русле модернизма самые заметные «здания-европейцы» построены Скоканом и Скуратовым, тогда как со стороны постмодернизма в самое недавнее время был вновь найден и введен в арсенал художественных средств для дорогого жилья стиль ар деко, повествующий об изысканности и богатстве немного угарных десятилетий между мировыми войнами XX века (тут можно указать на постройки Андреева и Подъяпольского, а также группы «А-Б»).
Итак, есть два направления, постмодернизм и модернизм, и каждое предлагает образ многоквартирного жило- го дома для богатых людей в престижном районе. Казалось бы, можно наблюдать все новые и новые ходы в условной шахматной партии, которую играют сторонники новых форм и последователи обновленного новыми материалами традиционализма. Но тут Уткин делает дом, который сделан и не так и не так: это и не модернизм и не постмодерн. Этот дом говорит фразу «я великолепен» с предельно акцентированной четкостью, но не гордо и вызывающе, а спокойно, ровно. Но на каком языке?
Архитектор выбирает для дома в Левшинских переулках крупный масштаб, но не подавляет этим масштабом окружение, а старается влиться в него. Он смыкает дом с соседним доходным домом в одну композицию, он обращает к другому соседу, полуразваленному особнячку, спокойный торец с мелкими окнами, и, наконец, он выводит в переулок скругленный угол, столь привычный москвичам и потому воспринимаемый даже при крупной форме как знак «уюта переулков». Но этот «знак» завершен масштабной ротондой, которая вдруг возвышает здание над соседями. Снизу, с тротуара, этот дом вписан в среду, тогда как в створе улиц он горделиво разворачивает свои отнюдь не рядовые формы.
Эти формы все без исключения восходят к классицизму. Но классицизм, использованный Уткиным, не является стилизацией стиля какого-либо времени, это свой стиль. Он не восходит ни к казаковской манере зрелого классицизма, ни к неоклассицизму начала XX века, ни к сталинской неоклассике в любой ее редакции.
Сделано это так. Два фасада, короткий и длинный, объединены угловым скруглением. Каждый фасад построен симметрично и может существовать независимо, но решены они сходными средствами. Первый этаж трактован как цоколь и отделан холодным сероватым гранитом. Но этот гранит – не пышная представительская шуба, какую можно встретить у Перетятковича (в начале XX века) или Щусева (в середине того же века), а плоский и ладно скроенный полушубок. Выше начинается царство лицевой кирпичной кладки. Эта ровная кладка из двух сортов кирпича сразу же уводит нас от возможных российских прототипов: в таком виде мы ее не встретим ни в модерне и неоклассике, ни, тем более, в периоды классицизма, будь то просто ампир или ампир сталинский. Это откуда-то из викторианской Англии, имперской Австрии или, наконец, поздней и монументальной эклектики Петербурга и Москвы (дом на Страстном бульваре). Как видим, источники приходят на ум эклектические.
И тут, при обозрении этой ровной кирпичной кладки с выделенными и ровными швами, которая, конечно, является изобразительным, художественным средством, вдруг приходит понимание самой сути приема, примененного Уткиным: это ведь все эклектика, то есть сознательный выбор и разумное смешение форм, рожденных классикой и самыми разными неоклассицизмами. Эклектика иногда понимается оценочно – как произвольное перемешивание мотивов, но чаще всего ясно, что она – метод, позволяющий разговаривать средствами больших стилей в отсутствие единого большого стиля. Сейчас такой большой стиль именно отсутствует, причем в классическом направлении до него особенно далеко. Можно было бы довольствоваться иронической скороговоркой «как бы классических» форм постмодернизма, но Уткин начинает придумывать свой классицизм. Он неизбежно получается эклектическим, связанным с несколькими разными источниками, он неизбежно получается декоративным, наложенным на фасад, но он свободен от чужых для классической традиции форм и мотивов, он скомпонован из классицистических деталей и связан в относительно целостную художественную систему. В этой системе есть и группы окон (как бы ризалиты), выделенные колоннами и теплым, песчаникового цвета обрамлением, есть тут и головы атлантов, и консоли с волютами, и целый ряд консолей-модульонов, поддерживающих сильно вынесенный и оторванный от поверхности стены карниз, выше которого идет своеобразный застекленный аттик. Ко всему этому прибавляется еще и решенная обобщенно ротонда-бельведер над скругленным углом. Все это сделано и составлено достаточно холодно, рассудочно, рационально.
Дополнительный ключ к пониманию приемов, примененных архитектором, дает дворовый фасад. Здесь видно, что здание из бетона и стекла только декорировано всей этой классицистической арматурой, что в основе оно современно. Со двора же – только плинты, прикрывающие междуэтажные перекрытия, полоски ленточного остекления и находящаяся недалеко от упомянутого брандмауэра на торце квадратная в плане башня-беседка, в которую вписана лестница в никуда, на крышу. Эта башня – единственная дань периоду бумажной архитектуры, мастером которой по праву считается Уткин, такая штука-воспоминание об офортах, о бесконечном движении, о графике Эшера. Все же остальное, вся риторика двух уличных фасадов – это эклектическая декорация богатого дома для богатых. И ход мысли тут должен быть примерно такой: могут быть богатые помпезные и желающие жизни пышной и выставленной напоказ (для них постмодернизм), могут быть европеизированные, скромные, деловые, техницистические (для них средовой модернизм), а могут быть сдержанные традиционалисты и консерваторы, подчеркнуто чопорные и дистанцирующиеся от нуворишей и технократов. Для них будем строить новый образ, в котором будет весь комфорт (но внутри), облеченный в респектабельное, грамотное, верное по формам и понятное по источникам целое. Это целое и есть новый стиль Уткина, рассудочный, классический по источникам и эклектический по способу формообразования. Это только начало, это только этюд на тему богатства в архитектуре. Это, конечно, уже далеко не эскиз, не набросок, но еще и не насквозь пролессированная картина, это только вольный этюд на тему представительской архитектуры, основанной на традиционной и к тому же грамотной и умной артикуляции фасада. Этюд этот принадлежит некоему сконструированному стилю, имя которому неоклассицизм. Кажется, что этот стиль получит свое место в палитре московских стилей. Вряд ли он полностью вытеснит постмодернизм или будет «выталкивать» модернизм. Он, скорее, займет пустующее место посередине – где заказчики раньше только метались от одного полюса к другому. Можно дать и другой прогноз: если появилось пробное здание в новом стиле, то у этого стиля, у неоклассицизма, должны быть и свои крайности, свои эпатирующие объекты. Ждать их, видимо, осталось недолго.
Владимир Седов. ЭТЮД НА ТЕМУ БОГАТСТВА. «Проект Классика», X-MMIV (31.05.2004)
http://www.projectclassica.ru/m_classik/10_2004/10_classik_03a.htm
Мария Нащокина:
«Дом Нирнзее», «Дом архитектора Мельникова», «Дом Жолтовского», «Дом архитектора Уткина» (такое имя ему дали инвесторы)... Звучит! Думаю, очень скоро не замедлят появиться и другие претенденты на аналогичные названия, ибо выстроенный ряд невелик, но роскошен и явно встраивается в московскую традицию.
Итак, еще один авторский элитный дом в центре Москвы... Город, пока еще привлекательный для всевозможных «третьеримских прокураторов», желающих смотреть на него сверху из своих «прокураторских» пентхаусов, быстро и повсеместно прорастает новым элитным жильем. Особенно много его строится в ностальгически прославленных в советское время районах Остоженки, Пречистенки и Арбата. Именно здесь мысленно и въяве «тусуются» инвесторы, тасующие архитектурные стили с целью выяснения их коммерческого потенциала. Модерн, конструктивизм, «московский стиль», сталинский ампир и Ар Деко пока, в основном, определяют базовые исторические приоритеты застройщиков и покупателей.
Угол Большого и Малого Лёвшинских - самое сердце дворянской Москвы, здесь (напротив рассматриваемого дома) некогда стояла церковь Покрова Пресвятой Богородицы «что в Лёвшине»; вокруг - несколько чудом уцелевших до сего дня малюсеньких домиков с портиками и мезонинами. К ним и присоединился «Дом архитектора Уткина», комплиментарно представленный в прессе уже на уровне авторского проекта, и в самом деле приятно графически, выполненного. Это семиэтажный доходный новострой с полуподвалом, снаружи визуально «присевший» до соседнего пятиэтажного дома, два верхних этажа - пентхаусы. Возведена постройка на удивление качественно; бетонный каркас «одет» фасадом, безукоризненно выполненным из кирпича и натурального камня(!). В общем, по всем параметрам здание вполне достойно того, чтобы стать предметом беспристрастного аналитического разбора современника, кстати, прекрасно понимающего, что настоящую оценку всему и вся дает только один объективный критик - время.
Дом замыкает длинную перспективу Денежного переулка и ненавязчиво встроен в фасадные ленточки обоих Лёвшинских; его угловое расположение по обыкновению предполагает композиционный отклик, которым в данном случае стал «разрыв» в ступенчатом стеклянном теле пентхаусов 6 и 7-го этажей, где скромно расположилась стеклянная колба-ротонда, воспринимаемая снизу на просвет. На чертежах и во врисовках она выглядит стройнее и монументальнее, в натуре ее размеры несколько скрадывает перспективное сокращение, что, впрочем, не очень мешает - дом подчеркнуто строг и аристократичен, он не пытается плебейски назойливо обратить на себя внимание, как его неродовитые собратья.
От улицы ротонду отделяет пергола, пока еще не увитая буйной зеленью, рекламированной в печати. Ее устои увенчаны несколькими цветочными вазами, которым как раз очень бы пошла растительная опушка, уж слишком жестко, «по-немецки», они нарисованы. Рассматривая в целом мягкий по рисунку силуэт здания (слава Богу, без шатров и шпилей!.), глаз натыкается и на очаровательные функциональные детали, вряд ли причинившие автору особые творческие муки - это традиционные, без претензии на самостоятельность формы, каминные трубы, которые, казалось бы,остались только в воспоминаниях о доходных домах вековой давности. Как ни странно, но именно они сообщают сооружению едва ли не больше исторической убедительности, чем некоторые декоративно-стилевые изыски.
На профессиональный взгляд историка, в доме соседствуют два стилистических начала - классицизированная эклектика и Ар Деко. Пятиэтажное кирпично-каменное тело здания отсылает нас к формам поздней эклектики конца XIX - начала XX века. Кстати, кто хочет, может сравнить: почти рядом в Малом Лёвшинском переулке (№ 3) стоит ее неплохой образец - доходный дом 1912 года работы архитектора П.А.Заруцкого, довольно известного тогда зодчего. Стилистические прообразы пергол-колон-над пентхаусов существенно моложе - их «родственники» обретаются среди монументальной застройки 1930-1940 годов, то есть в архитектуре московского Ар Деко. Симбиоз стилей достаточно неожиданный, хотя визуально таковым не выглядят. Дом, выполненный из дорогих и «вечных» материалов в приглушенной цветовой гамме, олицетворяет солидность и вневременность итальянских палаццо. Даже кирпичная кладка здесь не проста - каждый кирпичик с цветным напылением с одной стороны, так что благородный земляной цвет стены вибрирует.
Занимая, как водится, всю протяженность отведенного участка, «Дом Уткина» откровенно фасаден. Пятиэтажная лента главного фасада по обоим переулкам поделена на три традиционных яруса: основание, собственно тело дома и карниз, не поражающие ни совершенством, ни безобразием пропорций - то есть не вызывающие в этом плане никакого эмоционального отклика. Главным средством фасадной выразительности избраны ордерные аппликации. Наиболее монументальны среди них двухэтажные остекленные вставки-портики с парными римско-дорическими полуколоннами, вытесанными из камня по всем правилам античного строительного искусства - абака из своего камушка, эхин из своего, шейка из своего... Все эти элементы выполнены очень тщательно, хотя слишком вытянутые неканоничные пропорции полуколонн мешают в полной мере восхититься этим редким в Москве свойством. Рядом со строгой увражностью капителей несколько удивляют междуэтажные рельефные фризы из крошечных ионик и лохматых акантовых листьев, визуально пересекающие полуколонны на середине высоты и интерпретированные опять же в духе эклектики.
Неровное впечатление оставляют и обломы - самая заметная и изысканная приправа классики. Выразительнее всего получились они на балконах, обидно примитивными и анемичными - в обрамлении портиков и оконных сандриках. Не вполне продумана и верхняя горизонтальная тяга первого этажа с редко расставленными плоскими плашками, почему-то вовсе не увязанными даже с оконными проемами. Вяло выглядит и горизонтальный руст нижней части, что особенно заметно на стыке с рядом стоящим неоклассическим домом 1913 года, построенным хорошим московским мастером Густавом Гельрихом и внизу также рустованным.
Немало авторских усилий было потрачено на прорисовку фасадных кронштейнов нескольких типов. Представляется, что удачнее всего получились кронштейны балконов 3-го этажа с большими волютами, слабее - частые кронштейны карниза. Кронштейны центрального балкона над входом со стороны Б. Лёвшинского представляют собой крупные гермы насупленных и густобородатых старцев - то ли это четыре Мороза-Красных носа, то ли четыре Зефира, то ли размноженный образ инвестора -портретное сходство с автором не наблюдается. Скульптура пока не заняла в современном доходном строительстве того заметного и влиятельного места, как столетие назад, а потому ее редкие внедрения в архитектурные композиции, как правило, не отличаются необходимой степенью обобщения, стилевым соответствием или символической обоснованностью.
С некоторой натяжкой к стилистике Ар Деко можно отнести «брандмауэрный» боковой фасад с переулка и уже откровенно семиэтажный - дворовый, аналогии с которым есть и в модерне начала 1900-х годов1. Этот фасад свободен от несколько натужной ордерности уличного, а потому гораздо живее и интереснее. Приятно смотрятся цепочки ограждений французских балконов, на их фоне очень выразителен прямоугольный в плане угловой бельведер с лестницей2, совершенно игровым приемом кажется неожиданно «завернувший» сюда ордерный фрагмент главного фасада. Со двора территория дома отгорожена высокой стеной с возвышающейся перголой, опять же с вазами, которых, правда, пока еще нет. В нее с «чужой» стороны вмонтирована прозаичная электрическая подстанция, а со «своей» - арочный каменный грот с львиной головой в замке (пока не осуществлен), весьма напоминающий миниатюрного и - увы! - утраченного предшественника работы братьев Весниных из небольшого дворика на Знаменке. Опять же - московская традиция.
В целом дом неплохо вписан в среду, а его прорисовка и реализация, несомненно, превосходят уровень многих современных построек. И все же статус автора и его высокая оценочная планка, кажется, позволяют ожидать большего. Несмотря на очевидную грамотность, дом не оставляет яркого «послевкусия» - все очень репрезентативно, дорого, но... скучновато3. Думается, дело не в профессионализме Уткина, который не подлежит сомнению, не в знании им избранного классического языка форм, а в отсутствии все-таки подлинной увлеченности им. Потому и не все мелочи додуманы, чего в настоящей классике, как правило, не бывает. Просто классическая одежда именного дома - лишь одна из обширного современного архитектурного «гардероба», которым владеет мастер...
Битвы за воплощение функции в форме (а не наоборот), сбрасывание прошлого с «корабля современности», рафинированные поиски совершенства в палладианском наследии, возрождение послепожарного ампира как стиля военной победы и утопические попытки тотального переселения народа в новые жилища (кстати, в Москве почти удавшиеся) - эти устремления, и романтические, и ортодоксальные, как все к чему прикасается «русский гений», остались позади, в прошлом веке. Новое тысячелетие, еще толком не начавшись, поставило все на свои места, напомнив зодчим, с института легкомысленно нацеленным на переустройство мира, о том, что они служат одной из древнейших профессий, а следовательно, должны знать ее нехитрые законы. Тема битвы сразу переместилась от кульманов, то бишь компьютеров, в кабинеты инвесторов, бьющихся за собственные доходы, и в коридоры власти. Облик и стиль стали прежде всего товаром. Они клонируются в угоду заказчикам и не всегда соответствуют вкусам и творческим пристрастиям авторов. Коммерческая московская эклектика последнего времени, абсолютно уверенная в собственной правомерности, даже в лучших своих созданиях, к сожалению, обычно не одухотворена тем, что отличает высокое искусство - бескорыстным стремлением к совершенству.
Но... никуда не денешься, архитектура всегда создает самый достоверный портрет общества, хочет оно того или нет.
Мария Нащокина. ДОМ АРХИТЕКТОРА УТКИНА. "Проект Россия", № 32 (июль 2004)
http://www.architektor.ru/avtor/utkin/postroyki/postroyki_1995-2005/Levshinsky_2002_2004_image/pressa/Levshinsky_PR_32.htm
Алексей Муратов:
Проект этого дома рождался в недрах мастерской «Сергей Киселев и партнеры». Первоначально он был поручен работавшему там Сергею Скуратову. Сделанное им предложение, однако не вызвало энтузиазма у заказчика: не современное, но неоклассическое мнилось ему на пересечении двух старых пречистенских переулков. В результате Скуратова сменил Илья Уткин, для которого этот объект явился первой значительной реализацией в Москве. На стадии проекта дом в Лёвшинском подробно освещался в 24-м номере нашего журнала. Предложенная заказчиком стилистика претворилась в уткинском объекте с пунктуальностью археолога: дом будто выполнен выпускником Училища живописи, ваяния и зодчества, а не позднесоветского МАРКИ. Впрочем, зная «бумажные» творения Уткина, в чуткости его «архитектурного слуха» усомнишься едва ли. Здание недвусмысленно отсылает к жилищному строительству 2-й половины XIX - начала XX века: с улицы, по крайней мере, оно смотрится как воссозданный - почти что в духе лужковской «реставрации со сносом» - старомосковский доходный дом, причем, дом элитный. На что указывает не только тщательность деталировки фасада, но и гармоническая уравновешенность его ритмических соотношений, скрадывающая нередко сопутствующее подобным постройкам ощущение монотонности и сообщающая дому должный для богатого жилища парадно-репрезентативный характер. Выбор «пульсирующего» кирпича для фоновой облицовки - несомненная удача автора. Живописная рябь терракотовых стен лишает здание характерной для современных штукатурных отделок сухости и нематериальной отчужденности. Благодаря активному присутствию кирпича объект как бы становится «дайджестом локальной элитности» - его образ отсылает не только к классицистическим ее проявлениям (ампирные и неоклассические особняки, сталинский классицизм в лице дома З.Розенфельда на Пречистенке, 31 и проч.) или родственным по типологии доходным домам эпохи модерна, но и к брежневскому номенклатурному строительству из кремового кирпича в соседних переулках. Любой дайджест априори эклектичен. Однако уткинское творение чуждо компилятивной всеядности постмодерна - однозначность стилистической отсылки выступает явным показателем элитности объекта. Механическое смешение стилей, свойственное для так называемой лужковской архитектуры, в этом случае не приветствуется, ведь элитарность объекта класса «А» подразумевает не только его функциональную, но и образную исключительность. Тут, следуя тезису Вальтера Беньямина о подлинном как о невоспроизводимом, следует прибегать к таким художественным системам, которые маркируются (или маскируются) как подлинные. Рынок дорогого жилья стремится не перемешать культурные идентичности, но удержать их на определенной дистанции друг от друга. Перефразируя Бориса Гройса, можно сказать, что универсализм рынка проявляется в этом случае скрыто, будучи затемнен «товарной формой многообразия и различий».
Алексей Муратов. ЖИЛОЙ ДОМ В БОЛЬШОМ ЛЁВШИНСКОМ ПЕРЕУЛКЕ. "Проект Россия", № 32 (июль 2004)
http://www.architektor.ru/avtor/utkin/postroyki/postroyki_1995-2005/Levshinsky_2002_2004_image/pressa/Levshinsky_PR_32.htm
Александр Змеул:
Первый большой дом одного из лидеров «бумажной архитектуры» Ильи Уткина, построенный совместно с бюро «Сергей Киселев и Партнеры». Казалось бы в нем нет и следа от тех концептуальных (читай, фантастических) проектов, которые выигрывали международные конкурсы в 80-е годы. Больше всего «Дворянское гнездо» напоминает доходные дома рубежа 19-20 веков- та же добротность и сдержанность, та же подчеркнутая преемственность поколений (все детали прорисованы с академической точностью). Но Уткин и здесь остался «бумажником» - в стеклянную башню – беседку на крыше здания он запрятал лестницу, ведущую в небо.
http://www.stengazeta.net/article.html?article=1026
Константин Савкин:
[...] Называя жилой дом в Большом Левшинском переулке «живым палаццо», автор адресует читателя к историческим прообразам постройки из времен позднего итальянского Возрождения. По его мнению, дом в определенной степени воспроизводит внешность и композиционное строение итальянского палаццо. Хотя у него есть и близкие «родственники» в Москве – жилые неоклассические здания начала ХХ века. Новый объект в статье сравнивается и с рядом современных построек, выпущенных не так давно компанией СКиП, при этом его особенностью К.Савкин считает не дополнение, а скорее живописное заполнение городской среды.
В статье приводятся поэтичные описания нового жилого дома в сопоставлении с ближайшим окружением. «Дом И.Уткина занял почетное место на широком углу Б. и М.Лёвшинских переулков, выставив на обозрение публики солидный живот, туго обтянутый кирпичным камзолом. Впрочем, воротничок его рубашки свободен, даже расстегнут, открывая круглую шею пентхауса, просматривающего сверху узкие перспективы прилегающих переулков. Он вполне солидарен со своими ближайшими соседями, несмотря на переполняющую величавость. Округлое брюшко одного из них (Денежный 1, дом Дворцового ведомства XVIII-XIX вв.) – повод для сопоставления форм и масштабов. А классические балясины на конструктивистском остове другого (Б.Лёвшинский 9, «где жил видный деятель советского государства, крупный организатор строительства Н.А.Дыгай») – столь же нарочиты и охристы, как череда манерных тычинок-волют – кронштейнов широкого парящего карниза (такие мог придумать только И.Уткин)».
Отмечая многосторонние заслуги авторов серьезной в градостроительном отношении и конструктивно сложной постройки, К.Савкин призывает читателей посетить объект уже сегодня, «покуда он пребывает в первозданной свежести, чтобы стать свидетелями величественной, античной чистоты архитектурного младенца – объекта неустанных забот и источника творческого вдохновения».
Константин Савкин. ЖИВОЕ «ПАЛАЦЦО» ЛЕВШИНСКИХ ПЕРЕУЛКОВ. Жилой дом И.Уткина и компании СКиП «Архитектурный вестник». 2004, № 3 (78)
http://archvestnik.ru/0403/frame_0403_rus.htm
Сергей Ходнев:
В композиционном решении дома основной сложностью стало решение угла. Хотя было сделано несколько попыток разработать прямоугольный вариант, гармоничного решения не получилось, поэтому в итоге архитектор остановился на круглом угле, подчеркнутом башенкой-«беседкой». Кроме того, ставилась задача подвязать высоту здания к соседнему дому № 7. Это было осуществлено с помощью развитого карниза, который визуально скрадывает (подобно полям шляпы)расположенные выше жилые ярусы (пентхаусы). В отделке фасадов будут применяться кирпич и натуральный камень. Применение штукатурки и окраски исключается: во-первых, настоящая, благородная штукатурка, позволяющая зданию «дышать» и красиво стариться, нынче вышла из употребления. Использование современных отделочных материалов придало бы зданию нежелательно свежий, «картонный» вид. Необходимость обеспечить нужное количество жилой площади обусловила сложное конструктивное решение дома с применением консольных конструкций. От вынесения крупноразмерных эркеров и балконов на уличный фасад было решено отказаться, поскольку это загромоздило бы пространство неширокого переулка. В результате на дворовый фасад были вынесены французские балконы, расположенные семью сплошными ярусами. Предполагается, что их жесткий ритм будет смягчен последующим сплошным же озеленением, которое превратит их в подобие заросшего грота. Обилие зелени - существенная часть общего замысла дома. Во временной перспективе оно должно «привить» архитектуре здания необходимую органичность, естественность и элегичность, напоминающие о березках, принявшихся на кровле старых церквей или о «заросших» фасадах барочного Рима. Вазоны для зелени и цветочницы вынесены также на главный фасад, а во дворе (на оси главного входа, так что вошедший в здание человек будет видеть его уже из вестибюля) расположен и самый натуральный грот. Само пространство двора перекрыто пе-голами, так что, будучи открытым, он в то же время будет недоступен сверху любопытным взорам соседей.
Ходнев Сергей. ПОЧУВСТВУЙТЕ РАЗНИЦУ. «Проект Россия». № 24
http://www.ilyautkin.ru/postroyki/postroyki_1995-2005/Levshinsky_2002_2004_image/pressa/Levshinsky_PR_24.htm
Vlad (archi.ru):
Контекстуальный полуфабрикат. Не классика и не постмодернизм, не рыба и не мясо. Дутая напыщенность. Добротная претенциозность. Эклектическая декорация. Если снять четырех дедов морозов и подпираемый их лысинами псевдо балкон то получится типичный фасад здания средней школы, которых в Нью-Йорке сотни.
http://archi.ru/forum/viewtopic.php?t=265&postdays=0&postorder=asc&start=15
Поэт Андрей Вознесенский:
Москва тем и хороша, что в ней едины противоречия. Например, стоит старый дом-шедевр Ильи Уткина, а напротив - стеклянное современное здание архитекторов Савинова и Лабазова. И они гармонируют в своей разности.
Андрей Вознесенский: В КОСМОСкве идет схватка цивилизации с культурой
http://www.infan.ru/city/1589
