Адрес: Борисоглебский переулок, 13, стр. 3
Проектная организация: АБ «Остоженка»
Архитекторы: Александр Скокан, Андрей Гнездилов, Елена Копытова, Мария Елизарова, Михаил Матвеенко, Ольга Соболева
Конструктор: Михаил Митюков
Подрядчик: ООО «ПСФ Крост»
Заказчик: ООО «ПСФ Крост»
2003 – 2006

наше мнение

Когда этот проект появился в прессе, профессионалы заулыбались: «Бросьте! Ничего этого не останется! Какой инвестор пойдет на такие дикие окна? Кому нужны эти параллелограммы?» (Что есть музыка? Не каплун, А к каплуну – приправа). Однако, дом построен точно так, как спроектирован: именно от косых окон инвестор пришел в восторг.

Восторг понятен (рыночною новизною сыты ли?): таких окон в истории мировой архитектуры еще не было. Непрямых было много – особенно у Фрэнка Гери, который любит врезать их в криволинейные стены. Но так, чтобы целый дом сделать на одном приеме – окно с наклоном в 76 градусов, словно бы дом повело землетрясением – такого не было. Другой вопрос: почему? Наверное, не потому, что их никто никогда не рисовал. А просто потому что вроде как нерационально (Где ж это видано, чтобы вдруг Да с музыкантом – в кирку?)

Но эта непрактичность иллюзорна. Окна-параллелограммы собраны из осколков, но основу каждого все равно составляет прямоугольник, который благополучно открывается. И это остроумный ответ на актуальную проблему: прямые стены ныне разлюбили, всем подавай кривые (рай не может не амфитеатром быть). А как врезать в кривую стену окно, если прямое стекло кривизну тут же дискредитирует, гнутое - дико дорого, а делать эркеры, как Гери, с нашей культурой строительства – дело безнадежное? Чай не Гаммельн – Без загадок – город, - гладок: Благость. Навык-город, - Рай-город…

Другой вопрос – как быть с этим внутри? У первых пришедших в дом мастеров интерьера окна эти сразу вызвали недоумение: а куда ж картины вешать? А занавесок в два раза больше тратить - ничего? И где потолки расписные, До потолков зеркала? То есть, с точки зрения архитектуры как товара прием уязвим (Разин – чем тебе не ровня? – лучше с бытом совладал). Но уязвим всякий эксперимент: проблема «как жить» возникает у обитателей зданий того же Гери, Нувеля, Захи Хадид (Дачи, пустующие на треть, Лучше бы вам сгореть!)

А в истории русской архитектуры был человек, который построил круглый дом с косыми окнами не для несчастных потребителей, а для себя. И благополучно жил в нем полвека (О поэте не подумал Век – и мне не до него). И этот дом – дом Константина Мельникова в Кривоарбатском переулке – первое, что приходит на ум, когда видишь эти окна. Ассоциация неслучайна: Александр Скокан действительно стоял когда-то на антресольке мельниковского дома, глядел за окно и ловил себя на странном ощущение: то ли вываливаешься наружу, то ли наоборот (Ибо не ведающим лет – Спи! – головокруженье нравится). Это-то ощущение он и призвал на подмогу, рисуя этот дом – но совсем не в качестве оммажа Мельникову.

Проблема заключалась в том, что участок тесно зажат другими – преимущественно жилыми – домами (Меж обступающих громад – Дом – пережиток, дом – магнат). Соответственно, если делать большие окна (а маленькие нынче спросом не пользуются), то твоя личная жизнь будет как на ладони (сей ухмыл в пол-аршина, Просто – шире лица: Пешехода на шину Взгляд – что лопается!). А эти паралеллограммы, треугольники и трапеции могут обзор фрагментировать: Дом, в котором – не смущаться; Можно сесть. А можно лечь. Однако, за решением этой вроде бы утилитарной задачи у дома выкристаллизовался эффектный образ: белоснежная скульптура, в которой нарубили дыр. Как будто Колизей пытались поднять из руин, но до конца не получилось.

Конечно, ход остается спорным – и это знаменательно. Если раньше «Остоженка» считала, что лучшая победа над временем и тяготеньем – Пройти, чтоб не оставить следа, Пройти, чтоб не оставить тени, то теперь у нее что ни дом – дерзкий эксперимент. То «Пингвин», вываливший «пузо» поперек Брестской улицы, то офисная изба, сложенная в обло на Лесной, то абсолютный аквариум «Панорамы»: Окна выбиты любовью, Крышу ветром сорвало. Тут конечно и масштаб поменьше, и место потише, но радикальность тоже совсем недипломатичная.

И потому так странно название дома. Да, рядом два посольства (монгольское и литовское), но прямо напротив – дом Марины Цветаевой. И уж к ней-то дом имеет отношение куда более явное; все курсивы, как вы догадались, из нее. Вот у кого был такой же странный, кривой синтаксис и причудливая орфография; вот у кого слова бились на части, как эти окна; вот кто так же умел брезговать здешним (Музыка есть афронт – Смыслу здравому. Вящий вздор, Нежель чулок с ажуром). И вот кто так же трепетно, как «Остоженка», относился к будущим жильцам: «И за то, что в учетах, в скуках, В позолотах, в зевотах, в ватах, Вот меня, наглеца, не купят – Присягаю: люблю богатых!»

Николай Малинин. РИФМОЮ МИФ ПОПРАВ. «Штаб-квартира», 2006, № 9 (49)

мнение архитектора

Александр Скокан:

- Есть мнение, Александр Андреевич, что дом этот высосан из пальца…

- Ну, я не буду про трубы и инсоляцию рассказывать, чтоб вам не казалось, что вас опять дурят. Там ситуация простая: в Москве есть такие большие кварталы с большим периодом и очень сырым внутренним наполнением. В совесткое время они подверглись еще каким-то модернизациям, которые эту структуру окнчательно разломали. От квартала сохранился периметр, но все внутри разрушено и деструктурировано.

Участок довольно странный - и этот дом пытается внутри него наметить какую-то улицу, структуру. Он играет роль фона, который образует все эти движения внутри квартала. А форма – она могла бы быть граненая, рубленая, но линия все равно прочитывается одна. Ну, а чтобы она была более приятной на ощупь, все это немного оглаживается. Это чисто скульптурная задача. Дана болванка, тут высота такая, тут – такая, а поскольку все это легко пилится на два корпуса, то получается два дома по 500 кв.м. А потом лишнее отсечь, шкуркой пройтись – и получается форма.

Дальше встает вопрос: а что такое проемы в этой форме? Понятно, что они могут быть и в виде обычных окон, а поскольку планировки в таких домах произвольные, то это проблема как в офисах. Если будет ленточное остекление с импостами, то в переделке это лучше всего. Примыкаешь перегородкой к импосту. Или делаешь узкие, но частые окна: 90, 90, 90… Но окружающие дома довольно близко – и это неприятная близость. Если представить себе здесь витраж – то все время быть на виду не очень приятно.

Ведь Мельников – при чем здесь? Там у него, когда на антресольке стоишь, то бывают такие эффекты – как когда ты смотришь на аэрофотосъемку горной местности. У тебя в глазу все время происходит переворот: то ты видишь нормальную картину, то вдруг у тебя в глазу что-то перещелкивает – и вместо горного хребта видишь впадину. А сделаешь над собой усилие – и все опять наоборот. И в мельниковском доме я поймал себя на ощущении, что когда ты находишься внутри, то не можешь понять: вываливаешься ты из этого пространства, не держит оно тебя и все раскрыто – или, наоборот, как-то очень держит. Двойственное, странное, но интересное ощущение. Соотношение количества стены и окна, а при этом еще непривычные граненые формы – все это создает ощущение, что в зависимости от своего состояния ты можешь себя чувствовать или очень раскрытым или очень замкнутым.

И тогда мы подумали, что эти обломки разбитого зеркала будут правильно дробить ладшафт. И глядя из них, из осколков – у тебя нет цельной картины, ты все время видишь только фрагменты. А если бы тут было большое панорамное окно, вот мол, смотрите, мы тут сидим и кушаем – было бы хуже. Слишком демонстративно.

- А как оно изнутри работает?

- Я там пока не был, но это все как себя настроить. Когда мы искали прием остекления, то перебрали все, что на эту тему известно. А потом я нарисовал вот эти осколки неправильной формы и вид из интерьера (еще не совсем то, что получилось в итоге), но был уверен, что заказчик этого не съест. А он вдруг закричал, что это прикольно... Я был крайне удивлен, думал, что он чего-то не разглядел, говорил, что может, это не всем понравится…

- А технологических сложностей такие окна не повлекли?

- А они же не кривые. Это же прямой проем, к которому приставлены треугольные части. Это гипар – сложная поверхность, которую мы бьем на треугольники. Треугольник – вообще гениальная форма. Разбейте эту кривую поверхность на прямоугольную сетку – это же будет невозможно остеклить. А тут каждый треугольник точно встает в эту форму – хотя каждое стекло будет прямым. Гери любит такие штуки – и в них вставляет окна, которые вываливаются. У него каждое окно – фактически эркер. Но, конечно, эти места требуют очень тщательной заделки. В наших условиях это был бы риск: протечки, выпадение и т.д. А так - заполнение остается внутри проема.

Мы еще когда делали эркер стеклянный в Зачатьевском, заказчики страшно ругались, что будет дико дорого. Мы грустили, что будет граненая гадость – а они заказали дико дорогое стекло. И это было первое в Москве кривое стекло. Там всего лишь два этажа – а вывозит весь дом.

Интервью Николаю Малинину, 6 июля 2006

Страничка здания на сайте "Остоженки":
http://www.ostarch.ru/katalog.htm

мнение критики

Ксения Аксельрод:

Освоение территорий в центре — настоящая проверка мастерства архитекторов. Историческая среда и плотная окружающая застройка. Жесткие параметры участков и ограничения по высоте. Плюс очевидное желание заказчика получить максимальное количество коммерческих площадей. Создать в этих условиях архитектурный объект, наделенный яркой индивидуальностью, непросто, но еще сложнее возродить, не повторяясь, не цитируя, дух и букву русского конструктивизма.
Удачное исключение из общепринятой практики застройки немногочисленных свободных пятачков в центре Москвы — «Посольский дом». В нем отсутствует прикрытое показным историзмом стремление к сверхрентабельности, когда фасад — лишь упаковка для товара, красивая картинка, в жертву которой приносится качество здания. Здесь архитектура идет от художественной идеи, в свою очередь продиктованной «гением места».
Здание спрятано внутри квартала. Из Борисоглебского переулка между торцами домов можно разглядеть только фрагмент фасада. По мере приближения соседние здания отступают, словно кулисы, открывая драматическую борьбу двух архитектурных персонажей, ведущих свои партии при помощи контрастных форм, скошенных проемов и кривых плоскостей. Дуальное решение — сознательный выбор проектировщиков. Один объем изначально экстравертен. Он в одиночку борется с окружающей застройкой, он зависим от нее. Два объема — это пара, создающая интровертную композицию. Они замкнуты друг на друге, и город становится только фоном для их взаимоотношений, построенных на классическом единстве и борьбе противоположностей. В двух корпусах, составляющих архитектурный ансамбль, ровно столько различий и сходных черт, сколько нужно для того, чтобы общая динамичная композиция не теряла единства.

Ксения Аксельрод. ДВА В ОДНОМ. Журнал ARX, 2007, № 8
http://www.arx.su/magazine/arx9_cont_4.shtml

Татьяна Пашинцева:

Состоящее из двух корпусов и объединенное общим вестибюлем жилое здание расположено во второй линии квартала вдоль Борисоглебского переулка. Здесь исторически сложились типичные для больших московских дворов диагональные связи. Постановка здания способствовала и формированию и даже «легализации» этой стихийной и не очень организованной структуры. Таким образом, диагональная линия фасада, которая в процессе работы над проектом приобрела упругую округлость, была предопределена скрытой и на первый взгляд не прочитываемой топографией квартала.
Для этого участка уже имелись отклоненные заказчиком проекты, предусматривавшие строительство крупного единого корпуса. Но архитекторам бюро «Остоженка» это представлялось неправильным – противоречащим сложившейся размерности заполнения квартала. Поэтому объем дома был разбит на две части - по 500 м2 на этаж, один лифт, одна лестничная клетка и две квартиры на этаже.
В разрыв между корпусами выходят окна кухонь и ванных комнат – утреннее солнце светит в это ущелье между объемами дома. Такое решение корректно и по отношению к существующим зданиям – дворы соседних домов хорошо инсолируются. В соответствии с требованиями ландшафтно-визуального анализа корпус, примыкающий к тупичку и просматривающийся с Борисоглебского переулка, понижен – до 4 этажей, а корпус, который закрыт фронтом домов – 5-этажный.
Отсутствие придомовой территории потребовало особого подхода - в уровне первого этажа устроена подрезка, оформившая небольшой внутренний дворик перед входом и визуально облегчившая объем здания. Посредством почти полностью остекленного вестибюля дворик перед входом визуально связан с небольшим внутренним двором между корпусами и трактуется как продолжение интерьера вестибюля.
Перфорация круглящейся стены корпуса трапециевидными оконными проемами продиктована слишком близким расположением окон соседних зданий. Якобы случайная нарезка окон фрагментирует виды из окон и с улицы. Второй корпус находится в некотором отдалении от соседних домов, благодаря чему он остеклен с помощью обширного  витража. Балконы не предусмотрены – слишком близко расположены соседние дома, а с точки зрения пожаробезопасности в 5-этажном доме они не обязательны.
Дом едва ли не заподлицо вписан в участок неправильной формы, в результате один из корпусов имеет трапециевидный план. Для того чтобы избавиться от острого угла, фасад, выходящий к посольству Монголии, имеет гребенчатую форму с уступами в виде эркеров.
В доме всего 12 квартир общей площадью от 210 до 245 м2 и один 422-метровый пентхаус. Особенностью здания можно считать то, что квартиры на каждом этаже разнятся между собой – это объясняется неповторяющейся разбивкой оконных проемов на фасаде. То, что все квартиры разные, приветствуется риэлтерами – эксклюзивность ценится так же высоко, как и квадратные метры.
Еще одно новое веяние – приглашение заказчиком для оформления входных групп и интерьеров общественных помещений зарубежных дизайнеров, что можно рассматривать как маркетинговый ход, направленный на поднятие престижа объекта и увеличение объемов продаж. Однако, по мнению архитекторов, это негативно сказывается на реализации авторской идеи, приводя к ее искажению. По словам А.Скокана, «с такой ситуацией приходится часто сталкиваться - за окончательный вид изделия мы на 100% отвечать не можем. Поэтому общее решение должно быть крупное и неубиваемое – антивандальная архитектура, сохраняющая идею при любой самодеятельности».

Татьяна Пашинцева. ТИПОЛОГИЯ ЖИЛЫХ ЗДАНИЙ. «Архитектурный вестник», 2007, № 3 (96)
http://archvestnik.ru/ru/magazine/1040/

Александра Рудык:

Почему-то нынче разлюбили прямые стены, плоские крыши, прямоугольные окна, простые, естественного цвета материалы. Заказчикам и инвесторам подавай что-нибудь эдакое – лихо закрученную форму, сплошное зеркальное остекление, яркие детали. Архитектурное бюро «Остоженка» в этой связи сделало кривые окна. Даже не кривые, а осколочные. С одной стороны, ничего нового в этой идее нет: еще архитектор Мельников учил, что «одно из самых сильных измерений архитектуры — диагональ». Но с другой — подобного примера сплошной сетки окон с наклоном в 76 градусов, пожалуй, не найти. Такое решение «Посольского дома» архитекторы «Остоженки» придумали не только красоты ради, но и заботясь о жителях. Зажатые в тиски плотной городской застройки, обитатели дома с обычными окнами всегда были бы на виду, и пришлось бы им вечно прятаться за занавесками. А теперь у них и окна большие, и прятаться не придется, и архитектура вышла запоминающаяся.

Александра Рудык. СВЕРНУТЬ ВСЕ ОКНА. Новый особняк «Посольский дом» в переулках Нового Арбата. Журнал «Афиша», № 13 (204). 2 июля 2007
http://www.afisha.ru/magazine/afisha_msk/archive/204

Григорий Ревзин:

Этот дом называется «посольским», поскольку построен прямо рядом с посольством Монголии в Борисоглебском переулке, напротив Музея Марины Цветаевой. С несколько большим основанием его бы можно было назвать «монгольским». Главная отличительная черта этого дома — раскосые окна.
Построил его Александр Скокан. Это архитектор, которому в сегодняшней истории архитектуры Москвы принадлежит совершенно исключительная роль. Он создал Остоженку — идеальный квартал русского капитализма. Создал несколько случайно и не под те цели, которые в результате реализовались. Он хотел, сохраняя дух старого московского района и его общий абрис, ввести туда дома остросовременной архитектуры, которые при этом были бы безукоризненно вежливы по отношению к соседям — не выпендривались, не кричали о себе, а скромно и с достоинством на равных стояли бы в историческом контексте. В эти дома он тогда, в 1990 году, планировал переселить жителей из остававшихся на Остоженке коммуналок, засадить весь район деревьями и создать внутриквартальные бульвары для прогулок. В результате всех старых жителей с Остоженки выселили, а бульвары разгородили КПП с топтунами. А в остальном все есть — и дома новой архитектуры, и много зелени. Просто места пенсионеров заняли миллионеры. Архитектора тут можно упрекнуть только в том, что его замысел оказался слишком хорош для тех, для кого он придумывался.
«Посольский» дом хотя и не на Остоженке, но полностью следует тем принципам, которые Скокан придумал, пока ее застраивал. Первый: архитектура должна быть современной. Вряд ли у кого-нибудь, кто увидит дом, все окна которого покосились на 76 градусов, может возникнуть подозрение, что это могла построить какая-либо эпоха, кроме нашей. Второй: дом не должен выделяться. Действительно, этот дом, в особенности его окна, ниоткуда не виден, кроме разве что щели во двор напротив Гнесинского института. Он весь спрятан в неожиданном обширном и очень уютном дворике. И в-третьих, дом должен следовать сложившимся в этом месте типоразмерам. Условно: если все дома рядом четырехэтажные, то сорокаэтажный среди них будет выглядеть неуместным.
И вот ты смотришь на этот дом, размышляешь об этих принципах. Что у него получилось? Вообще-то форма этого дома — срезанный овал корпуса — не слишком характерна для Москвы. Никогда так не строили, за исключением, пожалуй, одного периода — конструктивизма. Тогда да, тогда могли построить овальное здание. Тут рядом, напротив, через новый Арбат — собственный дом Константина Мельникова в форме восьмерки. И, кстати, на конструктивизм похожи и эти ровные бетонные стены, и то, что дом как бы на ножках, с прозрачным первым этажом-лобби. В 1920-х годах, вернее, в начале 1930-х в старых кварталах Москвы подстраивали такие небольшие — трех-четырехэтажные — конструктивистские дома, они есть и в переулках Бронных и Пречистенки, их пока еще не все посносили. Ничем не примечательные ведомственные домики Москвы перед великим террором, квартир на 10-15.
Они, кстати, обычно в довольно плохом состоянии. Тогда не очень хорошо строили, дома часто покосившиеся, окна кривые. Дойдя до этого места, я, как и вы, сообразил, что тут получается. Достаточно неожиданный образ. Александр Скокан построил такой конструктивистский дом, который как бы уже начал падать, но тут его поймали, укрепили и превратили в элитное жилье.
Вообще-то это получилось довольно тонко. В Москве этого больше нет, но раньше она ведь была застроена деревянными домами, как, скажем, сегодняшний Стамбул. Когда по нему гуляешь, иногда кажется, что попал в фильм о послевоенной Москве: косые линии, мальчишки играют в футбол, голубятни. Это я к тому, что несколько бесформенным беспорядочным кварталам центра Москвы, вероятно, шли покосившиеся деревянные дома. Во всяком случае, по воспоминаниям, очарование арбатских переулков когда-то заключалось именно в этом. И забавно, если судьбу купеческих особняков XIX века начинают повторять конструктивистские кооперативы ранних советских чиновников, откуда их забирали в лагеря. Вероятно, в этом есть какое-то особое свойство морфотипа Москвы. Как ни укрепляй вертикаль, дома здесь, как и граждане, все время норовят от нее отклониться.
Тихое, тонкое, спрятанное во дворе сочинение на московскую тему. То особое направление, которое Александр Скокан придумал на Остоженке, называется «средовой подход». Мне кажется, это оригинальное русское изобретение, и суть его заключается в том, что оно выражает архитектурой взгляды позднесоветской интеллигенции. Во-первых, безусловное уважение к современному Западу, науке и прогрессу; во-вторых, к собственному историческому контексту. И при этом из книг от дворянства наследуется сдержанность и умение не столько быть незаметным, сколько тщательно скрывать свою незаурядность. Как бы князь Андрей Болконский в роли секретного физика. Честно сказать, я не знаю западной архитектуры с подобной программой.
Но до чего все же странно! Ведь, по сути, программа сводится к тому, чтобы быть воспитанным и интеллигентным человеком своего времени. И что же это значит? Весь какой-то кривой, изломанный, как теперь говорится, подшакаливает у монгольского посольства, все чего-то мучается по поводу то ли уничтоженного Сталиным конструктивизма, то ли снесенных Хрущевым арбатских переулков, весь в комплексах, самый заметный фасад спрятал во двор и хотя держит себя в руках, но видно же — просто комок нервов какой-то. И ведь это не офисы, это жилой дом. Я думаю, люди, купившие тут квартиры, борясь с неизбежным искривлением позвоночника, должны ежедневно поминать добрым словом интеллигенцию и ее неизжитые комплексы.
Мученики! Они страдают за то, что мы были.
 
Григорий Ревзин. УКЛОНЕНИЕ ОТ ВЕРТИКАЛИ. «Коммерсантъ-Weekend», 4 апреля 2008
http://kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=873540&NodesID=8

Страничка здания на сайте "Свобода Доступа":
http://svobodadostupa.ru/objects_news/14